– Не сметь молчать! Отвечать на вопрос! Смотреть в лицо!
Глаза у ротмистра закатились, казалось – он вот-вот упадет со стула.
– П-перестаньте. – Бенкендорф ощутил сухость во рту. – Дайте же ему одуматься. Не кричите на него.
Величественный разворот, который Чернышев совершил в сторону своего товарища, был достоин кисти Рубенса: Марс, на поле боя озирающий поверженных противников.
– Что такое?
Александр Христофорович уже готов был откусить себе язык.
– Дайте ему подумать. Ведь он самого себя не помнит.
Человека при исполнении легко обидеть. Генерал-адъютант и кавалер Чернышев воззрился на второго следователя, как на вошь. Арестант для него уже не существовал.
– Если вы так хорошо знаете, как заставить этого злодея говорить, прошу. – Он сделал широкий жест. А сам опустился на стул и гордо скрестил руки на груди, всем видом показывая, что больше не вмешивается.
– М-молодой человек, в-войдите в свое собственное п-положение. – Бенкендорф проклинал себя за глупость. – Н-нам очевидно, что в-ваша личная в-вина не так уж велика. Но если в-вы сами не п-придете себе на п-помощь… – Александр Христофорович сделал усилие и заговорил ровно: – Чистосердечное признание и полное раскаяние смягчат государя. Поверьте, ваш родственник Муравьев спасает себя как может, не думая об участи других.
На детски незлобивом лице Захара возникло умоляющее выражение, он не хотел слушать дурного о муже сестры. О человеке, которого считал братом. Больше того – непререкаемым авторитетом.
– Никита говорил, что цари ставят себя над законом. Этим они сами себя исторгли из человеческого общества.
– А вы, согласно показаниям Муравьева, при этом хлопали! – снова дернулся с места Чернышев.
Поручик поник.
– Я был пьян.
Возмущению генерал-адъютанта не было предела. Не находя слов, он только развел руками, растопырив толстые короткие пальцы, и вытаращил круглые глаза.
– Меня приняли в мае, сказав, что общество старается о введении конституции. Что все благомыслящие граждане согласны. – Захар поднял на следователя потухшие глаза. – Я думал, это мирно. Только в сентябре Вадковский поделился со мной планами: в случае несогласия государя употребить военную силу. Я испугался и уехал в отпуск в село Тагино, к родным… – Ротмистр низко опустил голову и вдруг расплакался. – Столько людей погибло… Просто потому, что кому-то захотелось… И ведь нельзя же так! Почему нужно обманывать нижние чины? Лгать про Константина. Я не смог…
Александр Христофорович кивнул.
– Вам следует изложить все, что вы знаете, на бумаге. Ответить чистосердечно.