Оба рассмеялись.
Ефрем, воспользовавшись подаренной ему свободой, исходил весь город. Он погрузился в самую сердцевину мира, дотоле ему неведомого.
«Много сказок рассказывают у нас о сих странах, – думал он, – но то, что видишь здесь, ни один сказочник не сочинит! Боже ты мой, где такого цвету можно на земле сыскать?!.. Только Господь всемогущий может опустить кусочек неба на творение рук человеческих!» – думал он, глядя на голубые и бирюзовые купола мечетей и узоры минаретов. Много раз приходил он к мечетям Бухары, бывал у стен дворца правителя и всегда подолгу стоял возле них, пораженный красотой и вечной свежестью красок.
Удивляли его изобилие бухарских базаров и страшная теснота. Проталкиваясь сквозь разноплеменную и разношерстную толпу, кричащую на все лады, Ефрем видел, что шпионы Гафура ни на шаг не упускали его из виду. Он не старался уйти от них.
Пользуясь предлогом, что ищет старых пленников, о которых поведал ему Гафур, он обошел весь город. Видел чистые площади перед мечетями и домами знати, ужасную грязь и тесноту пыльных нищенствующих переулков. Богатых горожан в немыслемой роскоши и несусветную нищету…
Повидал он все стены и укрепления Бухары. Чтобы запомнить, записывать он ничего не мог, вел свои поиски земляков особенно тщательно, часто заново по старым местам. Ночами, когда все спали, он садился перед абаком – ящичком с песком и рисовал по памяти фрагменты увиденного. При малейшем подозрительном шорохе легкий толчок, и сухой песок в ящичке мгновенно пересыпался и стирал рисунок. Так запоминал он увиденное.
Однажды он все-таки встретил земляка. Выйдя как-то утром на центральную площадь, где до полудня разворачивался главный бухарский базар, он, прохаживаясь по торговым рядам, услышал русскую речь. Не сразу обернулся, ошеломленный неожиданностью и тем, что речь та была отборной бранью. Когда же оглянулся, то увидел, что довольно крепкий старик в богатой одежде, верхом на дорогом аргамаке, угрожая сложенной нагайкой и перемежая бухарскую речь с русской матерщиной, на чем свет костерит прислужника, небрежно навьючившего верблюда. Прислужник-киргиз суетился, перевязывая вьюк заново и скороговоркой бормотал, опасливо поглядывая на занесенную над ним плеть:
– Сейчас, сейчас господин мой, перевяжем… Это все Фаиз, бездельник, лодырь… Я сам перевяжу тюки… Этот Фаиз, перс проклятый, ничего не умеет. Мой господин, его надо давно продать с глаз долой. Он только ест, и проку от него никакого.
– Замолчи, сучий сын! – орал старик-хозяин. – Это ты бездельник, коль такому простому делу научить мальца не можешь. И не смей мне лупить его, сучий хвост!.. Привычку взял работников портить! Тебе что сказано было? Научить его вьюки вязать! А ты?.. Я тебя в надсмотрщики не назначал!