— Мы уже интересовались твоей биографией. Никаких пятен в ней пока не обнаружили. Ни белых, ни чёрных… Если хочешь и дальше служить неньке-Украине, принимай Кашовку, там как раз есть вакансия. Лады?
— А если я ещё немного подумаю?
— Да сколько можно? — «возмущённо» закипел Семенюк. — Давай уже — соглашайся! Немецкая власть тебя не обидит, назначит приличное денежное содержание плюс продовольственный паёк: харчи, сигареты, водка. С голоду не сдохнешь!
— К счастью, у нас в Украине очень плодородная почва. Воткнёшь в землю палку — весной зацветёт, летом принесёт первые плоды. Голодать на такой земле, если есть руки и ноги, — грех, преступление.
— Ну, не хочешь, как хочешь…
— Я не сказал ни да, ни нет, — в очередной раз уклонился от прямого ответа Ковальчук.
— Если в понедельник не явишься на службу, пиши пропало! — завершил разговор Свирид и незаметно подмигнул соратнику.
— Понял… — широко растянул рот в довольной улыбке Иван Иванович.
38. Кашовка, 23 сентября 1941 года
— Наши сдали Киев, — вполголоса сообщил Семенюк, оставшись наедине с Иваном. Ещё десять сотрудников полиции разбрелись по своим участкам, а Ковальчуку, уже две недели служащему в полиции, он велел остаться. — Германское радио передало, что погибло всё командование Юго-Западного фронта: Кирпонос, Бурмистренко, Тупиков[36]… Потапов попал в плен вместе с ещё шестистами тысячами наших командиров и солдат, в качестве трофеев враг захватил 3700 орудий разного калибра, 850 танков…
— Брешут фрицы!
— Непохоже…
— Что ты предлагаешь? Усердно и честно делать свою теперешнюю работу?
— Нет. Что ты…
— Если мы с тобой, кадровые чекисты, будем сомневаться в нашей победе, что тогда взять с рядовых бойцов? Вот и бегут они, точно крысы с тонущего корабля!
— Им проще — поднял руки и сдался в плен. А нас с тобой немцы, ежели разоблачат, не пожалеют — шлёпнут на месте, — устало согласился Семенюк.
— Вот-вот… Поэтому мы обязаны драться до конца.
— Согласен.
— Ты уже договорился насчёт командировки в Шацк?
— Да. Совсем скоро нас привлекут к карательным акциям против партизан совместно с бойцами триста четырнадцатого полицейского батальона.
— Этого ещё не хватало!
— А что нам остаётся делать? — развёл руками Семенюк. — Служба!
— Стоп! Мне ж туда нельзя… — вдруг пронзила мозг Ивана Ивановича неожиданная догадка.
— Поясни…
— Меня могут узнать германские диверсанты, о которых я тебе рассказывал. Исключать возможность того, что кто-то из них остался служить в Любомле или Шацке, нельзя.
— Точно! Что же делать? Я уже подал две фамилии для участия в операции.