Фавар вздумал дать представление в самом лагере. Он написал об этом герцогу де Ришелье, который уже почти официально занимался управлением парижскими театрами. Ришелье ухватился за эту мысль и прежде всего велел предоставить директору Комической Оперы все необходимые повозки для переезда; потом, ничего не говоря королю, чтобы сделать ему приятный сюрприз, он велел устроить в том доме, который занимал сам в Калоне, временную сцену, которая даже теперь удовлетворила бы требованиям многих провинциальных театров.
Десятого мая все было готово, и король сидел в ложе или, лучше сказать, в гостиной из зелени, потому что вся она была украшена листьями и цветами. Зала для публики, очень хорошо освещенная, была убрана букетами и гирляндами.
Партер занимали офицеры в парадных мундирах, а на почетных местах сидели маршалы и генералы. Щеголихи, которых пригласили из Лилля и Сизуэна, и самые хорошенькие и самые богатые жены поставщиков армии красовались на местах, искусно расположенных на виду у Людовика.
– Это очаровательно! – восхищался король, лицо его сияло от удовольствия.
Никогда Людовик не казался таким веселым, каким он был накануне битвы при Фонтенуа.
– Скажите, что можно аплодировать, – обратился король к герцогу де Ришелье.
Это известие, пробежавшее по рядам, подействовало, как электрический заряд. Именно в эту минуту поднялся занавес. Мадемуазель Дюронсере, обожаемая публикой артистка, появилась под восторженные возгласы зрителей. Играли «Деревенского петуха».
– Кстати, о петухе, – сказал король, улыбаясь, – я часто думаю о том странном петушке, который явился ко мне в Шуази. – Говоря это, Людовик XV обводил глазами залу, затем вдруг наклонился и произнес шепотом: – Однако, я не знал, что мои мушкетеры такие красивые малые!
– Неужели, государь? – спросил герцог, прикидываясь удивленным.
– Посмотрите, герцог, там, в той ложе. Та дама…
– Да, государь, но она не так уж красива.
– Это так. Но позади нее маленький мушкетер, который поворачивается к нам спиной. Какой стан, какая ручка…
Мушкетер повернулся; король заволновался; глаза его заблестели.
– Герцог, вы более чем любезны ко мне, вы мне преданы.
– Государь, я только исполняю свой долг.
– Итак, маркиза здесь…
– Да, государь. Она не могла вынести горечи разлуки и уехала из Парижа инкогнито.
– Когда она прибыла?
– Сегодня утром, государь.
– Где она остановилась?
– В доме, который я ей уступил.
– Ришелье, Ришелье! Какой вы искусник!
– Ваше величество очень ко мне милостивы.
– Пригласите ее прийти принять мою благодарность за приезд.
Ришелье вышел из ложи, но не сделал и трех шагов, как вдруг очутился лицом к лицу с человеком высокого роста, очень щегольски одетым.