— Самый лучший день — тот, которым живешь сегодня. — Борисов поставил миску с «лапшой» на подоконник; чтобы сварить ее, нужна была вода, а вода еще не подоспела. — Хорошо, что я нашел кусок сыромятной кожи. Как и почему он оказался у меня — не знаю. Словно бы подарок Божий. — Борисов вздохнул.
— Самая лучшая еда — та, что находится на столе. Особенно если рядом с тарелкой лапши положить сто двадцать пять граммов хлеба — славный симпатичный кирпичик. — Светлана вжалась в пальто и снова запрокинула голову назад, ловя зрачками холодные красноватые отблески.
— Что с тобой? — встревожился Борисов.
— Ничего. От холода совсем себя не чувствую.
— Не знаешь, сколько эту кожу надо варить?
— Никогда не варила. Наверное, чем дольше, тем лучше.
Борисов сел по другою сторону печушки, подышал себе за воротник. Потом взялся за печушку, подкинул в нее еще пару книг, поморщился — ну будто бы самого себя в огонь кидал. Человек вообще слабое существо, идеально сильных, устремленных личностей, сжигающих себя ради достижения цели, нет, в науке они перевелись вместе с несгибаемым Джордано Бруно, и все равно, несмотря ни на что, человек продолжает считать, что он силен, и это упрямство редко доводит его до добра. Борисов вздохнул и неожиданно пришел к мысли, что книг создано гораздо больше, чем человек сможет прочитать. Считается, что средняя продолжительность жизни равна семидесяти годам. Человек же, если будет читать книги беспрерывно, не отводя времени на сон и еду, вряд ли одолеет одну пятидесятую часть художественной литературы, считавшейся в России избранной. А что тогда говорить о документальной литературе, о книгах специальных, дневниках, описаниях природы, трактатах о камнях и животных? Человек просто-напросто будет раздавлен этой горой. Все равно книги было жалко. Помедлив немного, Борисов швырнул в буржуйку еще одну книгу.
— Хорошая книга — и подарок и наказание, — проговорил он.
— Почему?
— Приятно иметь в доме хорошую книгу, с каждой книгой человек приподнимается над собой либо делает попытку приподняться, но каждая книга доказательно бьет человека, вколачивает в голову мысль, насколько он еще несовершенен. Разве приятно ощущать собственное несовершенство? Книга — это гора, а человек — низменность, долина под ней. Мошка и Ростральная колонна. Исходная точка любой науки — невежество. Так было всегда. Ступени от невежества к науке — книги. Книги. Дюма-отец написал двести пятьдесят романов, Бальзак — тоже двести пятьдесят. Лопе де Вега — тысячу семьсот драм, из которых, дай бог, только одна пятнадцатая часть дошла до нас. Это только три писателя. А сколько их еще? Не только первостепенных, а второ-, третье-, четвертьстепенных! Салиасы, Соллогубы и Боборыкины!