Некоторые академики, такие, как астроном француз Делиль или ботаник немец Гмелин, были слишком заняты наукой. Однако у иных посредственностей, когда-то клюнувших на жалованье Российской академии, на родине им отнюдь не грозившее, назначение Лодьи в штат профессором вызвало зависть. Академики-немцы сильно гневались и ворчали по этому поводу:
— Дас шреклихе русише швайн!
Особенно их возмущали какие-то детские забавы с атмосферным электричеством, в которые он целиком погрузился. Лодья утверждал, что молния может быть увлечена на высокий железный шест, воткнутый в землю. Они решили поставить вопрос об исключении новичка из профессоров, дабы не компрометировал науку.
Лодья, похоже, затаил злобу, но молчал. Через некоторое время он подготовил специальное измерительное оборудование для изучения атмосферного электричества, подключенное к молниеотводу, собственноручно установленному им на крыше дома. На проведение эксперимента в ближайшую грозу были приглашены самые видные хулители Лодьи, дабы показать им, что они не правы, недооценивая исследовательский дар русского ученого.
Пришедшие с одобрением отметили, что в лаборатории прибрано с немецкой аккуратностью. Чисто вымытые полы блестели от невысохшей воды, на пороге каждого пришедшего академика встречала жена профессора, подавая тазик и влажное полотенце, чтобы сохранить в ходе эксперимента стерильную чистоту. Только один академик что-то заподозрил и отказался мыть руки. В это время за окнами загремел гром, и Лодья пригласил всех присаживаться. Сам он встал на небольшое возвышение, покрытое слоем смолы, и приготовился комментировать демонстрацию. В это время в молниеотвод ударила молния, в лаборатории полыхнула ярко-белая дуга, повсюду посыпались снопы искр, страшно громыхнуло, и академики попадали наземь бездыханные с дымящимися бровями, в том числе и тот осторожный, который не стал мыть руки. На лбу у них были круглые красные ожоги, а разорванные башмаки открывали посиневшие пальцы ног. Один Лодья стоял, но выражения его лица никто не видел и его чувства трудно описать…
Конечно, злосчастный виновник этого происшествия был тут же арестован и препровожден на академическую гауптвахту. Впрочем, заточение его было непродолжительным: той же ночью он вернулся домой. Решетка в камере гауптвахты оказалась выломана и заброшена на крышу соседнего здания. Больше вопрос об аресте Лодьи не поднимался. Были проведены торжественные похороны, семьям погибших во славу науки ученых установлены пенсии. Когда известие об этом печальном происшествии достигло Елизаветы Петровны, она сказала: «Бог дал, бог взял!» и велела заполнить освободившиеся штаты академии по преимуществу русскими. Тогда были приняты на работу вернувшийся с Камчатки путешественник Крашенинников, астроном Красильников, литератор Тредиаковский и физик Теплов, хитрый карьерист и, как говаривали, незаконный сын петровского сподвижника, киево-могилянского кудесника Феофана Прокоповича. Приняли и зятя Шумахера, юного Тауберта.