Зачем я тогда мечтал излечить Хворь?
Наверное, скромничать перед смертью не стоит. Я стремился к этому не только для себя. Хотел, чтобы жили все. Чтобы люди больше не страдали. Надеялся, мы сможем начать сначала.
И создадим мир лучше, чем прежний.
А я сам? Разве не хотел жить? Хотел, конечно. Такова человеческая природа.
Нужно смириться. Принять, что я умру. Не увижу солнца, не почувствую вкуса еды, не буду ощущать, слышать, даже думать – ничего.
Когда умирал отец – еще до Хвори, и хорошо, что не от нее, – он боролся. Отец всегда был бойцом. Война для него так и не закончилась. Он бросил вызов немцам, а теперь бросал вызов смерти и капитулировать не собирался. В те последние дни весь его дзен улетучился. Причина не в папиной слабости – в его силе. Он любил жизнь, любил нас, а потому отказывался смириться.
Отец сопротивлялся и отражал нападки, как на ринге. Но в конце концов потерпел поражение. Я поцеловал папин холодный лоб и прошептал: «Тебе не нужно больше бороться». А себе пообещал: когда придет мое время, я уступлю. Меня не придется отдирать от жизни силой. И в бардо я шагну с ясным разумом.
Однако сейчас, когда проклятая болезнь проникает во все закоулочки моего тела, когда температура растет, я вдруг понимаю, что смириться не могу. И дело не в теплом прикосновении солнца, не во вкусе воздуха или волшебстве музыки.
Дело в тебе, Донна. Это из-за тебя я не хочу в переходное царство, воплю и сопротивляюсь.
Пространство между жизнью и смертью наполнено голосами и белым шумом, гудками и пиканьем, которые сменяют друг друга, точно радиостанции в приемнике.
* * *
Отплевываясь, я всплываю на поверхность, будто из-под воды, – назад к жизни. На меня с любопытством смотрит Умник.
Я вишу на кончике шприца, и Ум его из меня вытягивает. Я вернулся из бардо. Какое-то время перевариваю эту мысль и только потом спрашиваю:
– Что ты делаешь?
– Вколол тебе адреналин, – отвечает Умник.
Тогда понятно, почему по венам течет жидкий металл.
– Но как?..
– А, как я здесь оказался? – угадывает он. – Заключил договор.
Я сажусь – возбужденный, злой. Частично из-за лекарства, но не только.
– Что?!
– Я заключил договор со Стариком.
– Договор? Договор с этим… чудовищем?
– Да. Моя жизнь в обмен на мою помощь.
– Твоя жизнь? А наши?
– Этого я не смог, – отводит глаза Умник. – Если бы не ты, эксперименты ставить было бы не на ком. Нужны подопытные определенного возраста, у которых уровень стероид-связывающего белка уже начал падать. Так что… сам понимаешь.
– Нет, не понимаю! Ты вдруг решил работать на него?
– Не на него, – пожимает плечами Умник. – На нас. На нашу идею. Она больше, чем ты или я, разве нет? Неужели ты не согласился бы умереть ради спасения человечества?