Первым появилось большое полушарие из какого-то твердого и почти прозрачного материала, которое полностью укрыло их, защитив от холодного ветра, что задувал вверх по склону. По-видимому, этот купол генерировался небольшим прямоугольным ящичком, который Хилвар поместил прямо на земле и больше уже не обращал на него ровно никакого внимания — до такой степени, что, в конце концов, даже завалил его какими-то другими принадлежностями. Очень может быть, что этот же самый ящичек произвел для них и удобные полупрозрачные койки, на одну из которых Олвин с радостью и облегчением провалился. Это был первый случай, когда он увидел в Лизе материализацию мебели.
Ужин, состряпанный Хилваром с помощью уже другого аппарата, тоже был первой синтетикой, которую Олвину привелось отведать с тех пор, как он прибыл в Лиз. Они принялись за еду, когда ночь уже полностью вступила в свои права и на небо высыпали звезды. Было так спокойно и хорошо, и Олвин испытывал полное удовлетворение. Некоторое время они лежали и толковали о том, что им сегодня встретилось, о тайне, которая витала над всем происходящим, о многих различиях двух разных культур, к которым каждый из них принадлежал. Хилвар был зачарован волшебством Хранилищ Памяти, вырвавших Диаспар из цепких объятий Времени, и тут Олвин обнаружил, что на некоторые вопросы Хилвара ответ отыскать исключительно трудно.
Так они разговаривали и спорили, пока Хилвар, наконец, не сказал:
— Что-то я устал… А ты что — не собираешься спать?
Олвин потер свои все еще гудящие от усталости ноги.
— Да хорошо бы, — признался он. — Но я не знаю — смогу ли… Для меня сон — все еще очень странный обычай… Джизирак, мой наставник, спал раз или два после того, как долго занимался очень уж утомительной умственной работой. А так… хорошо спроектированное тело не должно испытывать потребности в таких периодах отдыха. Мы покончили с этим миллионы лет назад…
Еще произнося эти несколько отдающие хвастовством слова, он уже опровергал сам себя. Усталость такая, какой он никогда не испытывал, навалилась на него. В этом привычном ощущении не было ничего неприятного — скорее наоборот. Хилвар наблюдал за ним с улыбкой, и Олвин еще успел подумать — не испытывает ли его друг на нем свою способность к внушению?
Хилвар сбросил одежду, и Олвин впервые увидел, насколько разнятся две ветви человечества. Более всего его поразило странное углубление на животе Хилвара. Когда, спустя несколько дней, он вдруг вспомнил об этом, то потребовались долгие объяснения. К тому времени, как Хилвар сделал для него функцию пупка совершенно понятной, он уже вынужден был произнести несколько тысяч слов и нарисовать стопку диаграмм.