А рано утром прибыл верховой гонец, нанятый за деньги госпожой Купойи, молодой человек по имени Михай Гал. Досточтимая госпожа, сообщил он, провела страшную ночь, не зная, что и предположить, почему не вернулся домой господин Купойи.
— Возвращайся обратно, любезнейший Михай Гал, и скажи моей супруге, что ты видел меня живым и здоровым, но у меня тут возникло одно небольшое дело. Дело чести, понимаешь? Дома я сам расскажу все подробно.
Только господин Купойи покончил с этим (впрочем, куда там «покончил», будет еще продолжение), как Винце затрубил «отходную», мол, девица эта им — даже не седьмая вода на киселе, а вовсе не знакомая, чужая; теперь она все равно умерла, а значит, и добра никакого они ей сделать уже не смогут; так что, барин, оставим, мол, все это дело, иначе оно плохо кончится.
Купойи почесал в затылке.
— Ну, конечно, конечно… Мы в большой беде, Винце. Я понимаю это. Но что нам делать? Бог ниспослал мне эту беду. И я не могу перешагнуть через нее.
— Но ведь расходы же какие!
— Верно, верно, но на кого же мы бросим покойную? Кто предаст ее земле, кто проводит ее в последний путь? Покажи мне, кто, кто из этих тысяч чужих ей людей? И разве не поклялся я у ее смертного одра, что не оставлю ее?
— Да мне-то что, барин. Поступайте, как хотите, но я больше не несу за вас ответственность перед госпожой. Я возвращаюсь домой.
—Ты мог бы меня бросить?
— И к тому же сию минуту — куплю вот только дрожжей для госпожи Хорвата и отправлюсь с телегой.
— Ну и отправляйся к черту в ад! — вскипел старик. — Не желаю больше тебя знать.
Они расстались, рассорившись. Каждый отправился по своим делам. Купойи пошел к столяру, и они сторговались на вполне приличном гробу и ореховом кресте. Столяр, некий Пал Опила, осведомился об имени и фамилии, которые должны быть написаны на гробу и на кресте.
— Если бы я это знал!
— А что, разве сударь не знает, кто умер?
— Да нет же, знаю, я только не знаю имени и фамилии.
— Так почему же не пришел заказывать тот, кто знает?
— Я никого такого не знаю. Но мне кое-что пришло в голову. Вы могли бы изобразить петуха?
— Петуха? Чего ж тут трудного — нарисовать петуха?
— Вот я бы, например, не смог, — сказал старик, — Ну, хорошо. Раз вы можете, то изобразите на могильном кресте черного петуха, чтобы я мог его опознать, если когда-нибудь приду на кладбище.
— Хорошо, я это сделаю. Но это будет стоить еще один форинт.
— Да вы что?! — возмутился Купойи. — Живой петух стоит только пятьдесят крайцаров.
— Оно конечно, — возразил Пал Опица, — но вы, сударь, не повесите его на могильный крест.