– Фарид! Фарид!
Я припал ртом к его безвольным губам, дышу изо всех сил, его грудь вяло приподнимается и снова опадает.
– Дыши! Пожалуйста, дыши! Борись! Борись! Борись!
Сил нет никаких, но я не привык отступать. Лоб у меня взмок, капли пота покатились на побелевшую грудь мальчика. Я жму и жму, нажимаю кулаками так же яростно, как Мишель вгрызается в лед. Я стучу ему по груди и кричу. Безжизненное тело подскакивает, как тряпичная кукла.
Все, сил больше не было. Я прекратил качать.
Фарид был мертв. Я долго плакал у него на груди, потом положил пальцы на веки и осторожно закрыл ему глаза.
Его история закончилась у меня на руках, как и жизнь Пока.
«Истина» забрала его.
Когда мне придет время умирать, я умру вдали от гор, в красивом месте, под пение птиц…
Личные заметки Жонатана Тувье (март 2007)
Я оставался в палатке, пока грудь Фарида, прижатая к моей груди, не остыла. Не помню, сколько еще времени это хрупкое тело хранило тепло, но понемногу все, что можно назвать жизнью, уходило из него, растворяясь в проклятой пропасти. Я не верил в Бога и в загробную жизнь, а он верил, вот что было важно. И я всем сердцем надеялся, что он вырвется отсюда и поднимется в небо, которое так любил. Молча расстегнув молнию на спальнике, я раскрыл его и набросил на Фарида. Завитки черных волос выбились из-под покрова, и я наклонился и поправил их, чтобы тело скрылось полностью. Потом прошептал ему то, что, наверное, отец должен был бы сказать сыну: пожелал удачи и простил. Без сомнения, это была молитва.
Выйдя из палатки, я подошел к Мишелю, который молотил и молотил по льду.
– Фарид умер.
Он, пыхтя, обернулся ко мне:
– Видел, сколько я уже сделал? Хороша работенка, а?
И он отпихнул ногой горки ледяной крупы.
– Если поможешь, мы выберемся отсюда часов за пять-шесть.
Сейчас он был мне противен до глубины души.
– Ты должен дать мне горелку. Я хочу натопить воды, чтобы обмыть тело. А потом скажу слова молитвы. Что-нибудь такое… более торжественное.
– Молитву, говоришь? Ты что, издеваешься? Горелка останется где стоит.
– Ты убил мальчишку. Если мы когда-нибудь отсюда выберемся, я постараюсь, чтобы ты окончил свои дни в тюрьме.
– В тюрьме? Это было бы шикарно.
Он смерил меня косым взглядом:
– Ты что, думаешь, сыщики поверят первому же слову психа?
Я потерял над собой контроль и вцепился ему в горло. Мне хотелось, чтобы его башка отлетела прочь, как пробка от шампанского, и чтобы он знал, кто его убивает.
– И в тебе нет ни капли сострадания?
Мы сцепились и покатились по земле. Своей железной маской он крепко заехал мне по носу. В ушах у меня раздался треск, по губам потекла кровь. Барахтаясь, мы выпихнули из крепления баллон с ацетиленом.