– О господи, – воскликнула мисс Кверк, сраженная подобной безнравственностью. – А ты сожалеешь, что сорвал персики бедного мистера Паффета и ему не достанется приза на выставке?
Бредон посмотрел на нее с удивлением.
– Мы с этим закончили, – сказал он с ноткой возму щения в голосе.
Отец решил, что стоит вмешаться.
– В этом доме такое правило, – объявил он, – после того как нас наказали, больше ничего говорить нельзя. Тема выводится из обращения.
– Ох, – вздохнула мисс Кверк. Она все еще чувствовала, что надо как-то поддержать жертву жестокости и смягчить психологические последствия. – Раз ты хороший мальчик, не хочешь теперь посидеть у меня на коленях?
– Нет, спасибо, – ответил Бредон. Воспитание или естественная вежливость подсказали ему, что нужен более развернутый ответ. – Но все равно большое вам спасибо.
– В жизни не слышал более бестактного предложения, – сказал Питер.
Он плюхнулся на шезлонг, схватил своего сына и наследника за ремень и лицом вниз положил его себе поперек колен.
– Полдник тебе придется есть на четвереньках[347], как Навуходоносору.
– Кто такой Навуходоносор?
– Навуходоносор, царь Иудейский…[348] – начал было Питер. Его версия беззаконий этого персонажа была прервана появлением из-за дома плотной мужской фигуры, вопреки сезону одетой в свитер, вельветовые брюки и котелок. – “Сбылось проклятие мое, воскликнула Шалотт”.
– Кто такая Шалотт?
– Перед сном расскажу. Вон идет мистер Паффет, дыша угрозами и убийством[349]. Нам придется встать и встретить его лицом к лицу. Добрый день, Паффет.
– День добрый, м’лорд и м’леди, – сказал мистер Паффет. Он снял котелок и стер струящийся пот со лба. – И мисс, – добавил он с невнятным жестом в сторону мисс Кверк. – Я осмелился, м’лорд, зайти…
– Это, – сказал Питер, – было очень любезно с вашей стороны. Иначе, разумеется, мы бы сами зашли к вам и попросили бы прощения. Нами овладело неожиданное непреодолимое стремление, обусловленное, пожалуй, красотой плодов и рискованным характером предприятия. Мы очень надеемся, что оставшегося хватит для цветочной выставки, и проследим, чтобы подобное не повторилось. Мы хотели бы отметить, что уже приняты справедливые меры в виде трех горячих, но если нас ожидает еще что-нибудь, мы постараемся принять это с подобающим раскаянием.
– Ну вот! – огорчился мистер Паффет. – Я так Джинни и сказал: Джинни, грю, надеюсь, молодой джентльмен не расскажет ихней светлости. Они небось рассердются, грю, и того гляди ему всыплют. Ой, папаша, грит она, беги скорей, плюнь на парадный пиджак и скажи ихней светлости, что он не рвал, разве пару персиков, и много еще осталось. Ну я спешу как могу, только сполоснуться пришлось, а то из свинарника, да воротничок чистый одел, но годы уже не те, и солидность наросла, на холм уже так быстро не поднимусь. Не за что было лупить молодого джентльмена, м’лорд: я его поймал, пока он много не напортил. Мальцы они мальцы и есть – и чем хошь поручусь, его кто-то из этих дьяволят подбил, прошу прошшения, м’леди.