Дед Евсей заботился о харчах, чтобы внучка поправилась. Но, видно, он успел забыть за свою долгую жизнь, отчего может сохнуть молодость, а может, ничего и не знал про Бурчака, которого высматривала внучка на всех тропках, что сбегались сюда.
Даже тетя Фрося — на что уж частый гость в этих местах — и та не приходит за ландышем, усыпавшим всю опушку. Странная эта тетя Фрося! Любит свежую копейку, все перепродает в местечке на ярмарке и складывает деньги в чулок, который носит за пазухой. Говорят люди: в город переезжать готовится. Ее муж, Иван Вареник, которого запросто зовут дядей Ваней, работает в Замысловичах парикмахером от кооперации. Стрижет, бреет, закручивает девушкам кудряшки и будто ничего не знает о жениных намерениях. Что-то с нею случилось, если не приходит. Верно, на чем-нибудь другом денежку выколачивает. А Зое так не терпится расспросить, что нового в Замысловичах, украдкой выведать у тети Фроси, как там Бурчак.
Допоздна переливается по лесу печальная Зоина песня, а на болоте будто кто-то исподволь подхватывает ее. Кажется, что это подпевает вдова, становится жутко, и Зоя спешит в курень. А утром, когда она еще спит, дед Евсей замечает на росе ее поспешные следы и тихо улыбается в белую прокуренную бороду.
Иногда дед оставляет спящую внучку одну и выходит на дорогу, чтобы поприветствовать с добрым утром самого раннего человека в районе, Артема Стернового (из Качуров), поговорить с ним о том, о сем. Но после своего рассказа дед лишил себя этой возможности — ведь детям особенно страшно, когда они просыпаются одни среди леса и рядом никого нет.
Между тем Артем предположил, что дед отправился со своим хозяйством куда-нибудь в глушь, на лучший выпас, и не скоро появится снова в здешних местах.
* * *
Не из одного родника Артем Стерновой воду пил, не из одной печи хлеб ел. Но такой воды, как эта, и такого хлеба, как Марта пекла, кажется, нигде не пробовал. Хлеб — дело ясное, просто привык к нему. А вот вода! Говорят, какой у воды вкус? А вкус есть! Любил, очень любил воду Артем из этого родничка на опушке. И за то, что она свежая, прозрачная, чистая, и за то, что пьешь ее прямо из родника, вот как только что напился: наклонился и припал потрескавшимися губами к студеной воде.
Смотришь на родник, а он льется без конца. Утолишь жажду, сядешь, слушаешь… Вода булькает, как сытый перепел в перезревшей пшенице, а мысли мчатся куда-то, и не успеваешь охватить воображением эту даль.
Артем опустился на травку вблизи родничка и только сейчас заметил, как увязли в песке колеса машины. Подумал: «Ничего себе дороги в наших краях — сколько работы!» Закурив, перевел взгляд на кустарник. За молодым ольшаником начиналось Вдовье болото. В старину, говорят, оно тянулось далеко, подбиралось под самые Талаи, а оттуда гнилыми рукавами шло дальше на север, к Пинским болотам. Но время обрезало болотные рукава. Тогда проложили люди эту дорогу и как бы подчеркнули ею свою мнимую власть над болотами. И, возможно, неизвестный смельчак, впервые проехавший здесь некованым колесом, еще видел в глубокой колее угрожающий отблеск мутной воды…