Андрей дождался, пока Гольдблюм освободится, и сразу прервал поток приветствий, анекдотов и сплетен:
— Фима! Я по делу. У тебя нет хорошего адвоката по разводам? Но настоящего! Ну, из тех, что роются в грязном белье и делят “совместно нажитое” на неравные части.
— Конечно, есть, — проворчал Гольдблюм. — А кто разводится?
— Да я надумал, — нарочито небрежно, будто для него это самое обычное дело, ответил Андрей.
— Это ты врешь. Про тебя все известно. Из квартиры она все вывезла, неделю трудилась. Окопалась на даче, пардон, на вилле. Да не одна… — деловито сообщил Фима. — Адвокат у меня есть, мой двоюродный брат, мужик надежный. Она кого наняла?
— Иванова.
Гольдблюм расхохотался.
— Какая экзотическая фамилия для адвоката! Не знаю, но узнаю. Или он не Иванов, или не адвокат.
— Какая разница! Один черт! — отмахнулся Андрей, чувствуя, как возвращается привычная головная боль. — Завтра созвонимся.
— Может, лучше встретимся? — предложил Гольдблюм, потом замялся и осторожно спросил: — Ну, а вообще, ты как?
— Лучше некуда. Слепота отступает, наступает прозрение, но поздно, — пошутил Андрей и вдруг понял, что нечаянно сказал горькую правду.
Но Гольдблюм с ходу подхватил:
— Бог всегда дает штаны тем, у кого нет задницы. До завтра!
Андрей провел совещание, надиктовал несколько писем и уложил документы в “дипломат”, чтобы подписать дома (после того, как мать прочитает ему). Танечку такое недоверие оскорбляло, но она тоже понимала: на тонущем корабле законы суровые — женщины первые летят за борт как балласт. Сейчас положение в фирме было сложным: каждый сам решал свою судьбу — остаться, сбежать или выжидать… Андрей чувствовал это и тихо злился, но контролировать ситуацию не мог. Поэтому ко всем своим сотрудникам он относился с недоверием, чтобы не обжечься снова.
Вечером Саша отвез его домой. Андрей понимал, что теперь это его единственный дом, а та пустая квартира — уже спорная жилплощадь. Раздел совместно нажитого…
— Ох, Василиса, Василиса! — сказал он и покачал головой. — Разве я бы тебя не отпустил? Разве сам все не отдал бы?
Саша молча вел машину. Андрей мысленно продолжал воображаемый разговор с Алисой: “Все у тебя было. Ну, какого еще рожна? Не импотент же! Вот если бы ты ослепла, я бы тебя, дуру, никогда не бросил… А ты, месяца не прошло — и раздел совместно нажитого! Какое у нас может быть вообще совместно нажитое? Даже не пришла, не позвонила, сука! Иванова на меня напустила! Ну, хочешь войны — ты ее получишь!”
Мысли его ходили по кругу, и обида, и жалость к себе, и жажда мести смешались в воспаленном мозгу.