Он был уверен, что все они знают Александра Краснова. С ними ложь не пройдет. Надо сделать что-то такое, чтобы не впутывать в это дело Сашку, но и под своим позорным именем умирать не хотелось. И он сказал то, до чего не мог додуматься за всю зиму, а сейчас дошел в несколько секунд. Надо говорить правду, но ту правду, в которой он — Скидан.
Его слушали. Переглядывались. Он смотрел, рассказывая, на огонь в печке, на искры, бегающие по угольям, но краем глаза отмечал, что переглядываются с непонятным для него пониманием.
Он рассказал о Лабирии, о вероятностном Магадане, о монорельсе от моря Восточно-Сибирского до моря Охотского, о машинах на воздушном экране и с электрическим двигателем… Они слушали. Он рассказал о вечевании, о свободе отношений, о жилищах, лечебнях и учебнях, о запрете на историю и художественную литературу. Он рассказал о староверах и об Александре Краснове, который решил удалиться на Остров Скорби, чтобы забыть о проклятом своем прошлом. Он не сказал о Светлане, о Резервате, о пришельцах и миражах. Когда дошел до выхода из тоннеля и взрыва, его остановили:
— Дальше знаем.
Потом раздался голос:
— Подсудимого заслушали. Слово прокурору.
Невидимый прокурор говорил сбоку. Голос его был тих и глух.
— Господа присяжные. Каким человеком был Сашка Краснов, вам рассказывать не надо, все его помнят. Он не доехал до прииска и не вернулся в лагерь. Следовательно, убит при попытке к бегству, по дороге на прииск, по приказу присутствующего подсудимого. О подсудимом мы знаем мало. То есть, за последний год. Он ушел к бабе и пропал, а как попал сюда — мы точно не знаем. Но начальник Бугрин отдал нам его, потому что, как нам кажется, имеет к нему личные счеты. Может быть, из-за гибели своего дружка Давыдова, может, еще почему, но нам это по хрену, потому что все они сволочи, и капитан Багрин из заградотряда для нас не фронтовик, а такая же фашистская тварь, как присутствующий здесь подсудимый.
О Краснове говорили отвлеченно, и он сам вдруг начал воспринимать происходящее как суд над кем-то другим, кого он до сих пор не знал. Это было интересно и не страшно: с подсудимым что-то хотят сделать, а сам-то Краснов сюда никаким боком. Что общего у советского офицера Василия Краснова с какой-то фашистской тварью?..
— Короче, — продолжал прокурор, — я уверен, что уважаемый суд будет снисходителен к подсудимому и даст ему немедленного вышака.
Одобрительное гудение со всех сторон Краснов воспринял уже вполне применительно к себе и сжался в ожидании легкого падения удавки на укрытые ватником плечи. Даже представил, что заденут какое-нибудь ухо. Вздернут на дальней стене, оставят на ночь, как уже бывало, а утром доложат, что повесился.