— Алла, так нельзя. Вы мне помогли, а деньги взять отказались. Я же не могу вас не отблагодарить. Красивые цветы для красивой женщины — что в этом плохого? Тем более Рождество сегодня — католическое, правда, но все равно праздник…
В голосе не было ни наглости, ни заигрывания — но твердость и уверенность в нем чувствовались. Стальной кулак в бархатной перчатке — так, кажется? Но то, что он сказал — про красивую женщину, — почему-то ей понравилось.
— Послушайте…
Она все еще придерживала одной рукой шляпу, и ветер рвал шарф и юбку, а он стоял и смотрел на нее, и тяжелые полы белого пальто едва шевелились. У нее чуть слезились глаза, и она еще подумала, что не очень стойкая тушь могла размазаться, лечь вокруг глаз грязными стариковскими синяками.
— Андрей, — вставил он. — Андрей.
— Послушайте, Андрей, оставьте меня в покое, — произнесла она резко, подумав о том, что такой, даже когда просит вежливо, дает понять, что отказывать ему не стоит. А ей все равно, кто он, — тем более что он не знает еще, кто ее муж. Может, сказать — разговариваете вы, любезный господин, с женой генерала ФСБ? Сразу убежит. Или, как Светка говорит — для понта покажет, что ему это безразлично, но тем не менее оперативно ретируется.
Он молчал, стоя перед ней, глядя на нее спокойно, и она смягчилась, вспомнив еще раз его слова по поводу красивой женщины — давно не слышанные, может, от мужа когда-то. Грубая лесть, понятно, но все же…
— Послушайте, Андрей. Мне ничего не надо, а к тому же я еду на работу, понимаете? Троллейбус, потом метро, кругом народ — а я с таким букетом.
— Ну так я вас подвезу, садитесь.
Она помотала головой, глядя ему в лицо, но не в глаза.
— Алла, вы меня не боитесь, надеюсь? Я же вам сказал — я не преступник, я бизнесмен. Поверьте, милиция бизнесменов трясет почище, чем все бандиты. Так что бояться меня не надо — я вас доставлю до вашей работы. Быстро, в целости и сохранности.
— А кто вам сказал, что я боюсь?
Она произнесла это гордо, едва не добавив, чья она жена, — но не добавила.
— Тем более. Так поехали?
Она посмотрела на цветы, на лед под ногами, на толпу на видимой уже остановке. Двадцать четвертое декабря, канун Рождества — с девчонками на кафедре всегда отмечали, кафедра английского языка как-никак, а сегодня она забыла совсем, закрутилась. А вчера она на работу не ходила и не позвонила никому, не узнала, не надо ли чего купить. Раз Рождество, значит, торт, даже два, или пирожные, и шампанского несколько бутылок — кому-то ведь это надо было купить. Надо же — забыть про Рождество!