Потом Кореец ему сказал, чтобы поручил своим пацанам «мерс» к дому отогнать, а сам на его джипе за ним ехал. Это еще где-то через час было, потому что Хохол все это время бегал, выяснял насчет морга и похорон, звонил кому-то, выдергивая из постелей, организовывал все, сука. Когда спустились вниз — Кореец рядом с ровно идущей Ольгой, все такой же спокойной, и он за ними, — братва вся там была, команды ждали. А Генка им сказал только — все, пацаны, нет Вадюхи — и прошел сквозь них, сел в Вадюхин «мерс» за руль, усадив рядом Ольгу, и, кинув Андрею ключи от своего «лэндкрузера», тронулся не спеша.
Они у Ольги часа три посидели — пока Генка не убедил ее, что спать пора. Она так и не заплакала и не спрашивала ничего. Только когда Кореец ей полный стакан вискаря налил, и себе, и Андрею, и поднял свой стакан, сказала: «Он бы инвалидом жить не стал». Просто сказала, ни к кому не обращаясь. А так сидели молча, курили Вадюхины сигары, задымив всю комнату, и вискарь пился, как вода. И Андрею казалось, что он кино смотрит, потому что все очень ярко было и в то же время нереально, потому что не могло такого быть, не должно было.
А потом она заснула. И они вышли из квартиры и спустились к джипу, за которым стояли две тачки с самыми близкими Генкиными людьми. И Кореец сказал им, чтоб сидели тут до утра, им самим отъехать надо, обратно в Склиф, и, уже когда «тойота» двинулась от дома, он его спросил: «Куда, Генах?» И Кореец улыбнулся жутко — так, что он протрезвел сразу. «Надо крови попить, брат, — только вдвоем, на всех не хватит, да и не все хотят», — так он сказал.
Андрей только позже понял, что той вспышкой ярости в больнице сильно расположил к себе Корейца — хотя начинал под ним, но последние годы под Хохлом работал, Вадюха распорядился, сказал, что у Андрея башка варит дай Бог, так что пусть делает бабки, а не отнимает. Андрей и сам к Хохлу больше тяготел, все-таки считал себя по уровню повыше быков и отморозков, что у Генки в бригаде были, — все сидевшие, половина в наколках, беспредельщики и в работе, и в отдыхе, зондеркоманда, как Ланский их называл. А тут получилось так, что после Вадюхи именно он стал для Генки самым близким — а Генка для него.
Часа четыре было, когда приехали в район Арбата, припарковавшись у какого-то дома. Он, Андрей, в прострации находился, не задаваясь вопросом, чего и кого ждут, — он все еще был в больнице, и, только когда в очередной раз зазвонил Генкин телефон, поинтересовался по окончании разговора, чего, собственно, ждем. Ему и в голову не приходило, что Кореец, внешне невозмутимый, всегда жутко осторожный и расчетливый, решил лично завалить того, кого подозревал, — собственноручно, приехав прямо к дому на своей машине, без сопровождения.