Австро-Венгерская империя (Шимов) - страница 252

никак не могла выработать жизнеспособную Staatsidee, государственную идею, которая дополнила и приспособила бы к требованиям нового времени древнюю династическую идею Габсбургов.

В венгерской части монархии ситуация была еще более сложной. Здесь государственный аппарат, состоявший главным образом из мадьяр или мадьяризованных представителей других народов, являлся проводником одновременно традиционной габсбургской и национальной венгерской политики. Степень бюрократической централизации в Транслейтании была выше, чем на западе монархии, методы работы государственных структур в целом напоминали австрийские, однако все это было сдобрено большой дозой венгерского национализма, делавшего мадьяризацию основой политики властей королевства. Бюрократический аппарат Венгрии был в гораздо меньшей степени склонен к достижению компромиссов, особенно в вопросах межнациональных отношений, и полностью подчинен интересам мадьярской буржуазно-аристократической олигархии, располагавшей всей полнотой власти в стране. Дворянство продолжало играть первую скрипку в Делах государственного управления, а высшие посты в госаппарате как бы передавались по наследству: должности членов правительства из поколения в поколение занимали представители политически активных и влиятельных семейств Тиса, Андраши, Кароли, Аппоньи, Баттяни и др.

Стиль работы высших эшелонов австрийской и венгерской бюрократии был неодинаков в разных ведомствах и при разных начальниках. Так, на венской Балльхаусплатц, в министерстве иностранных дел, период кропотливой рутинной работы при суховатом дисциплинированном педанте Г. Кальноки (министр в 1881—1895) сменился более непринужденной атмосферой при жизнелюбе А. Голуховском (1895—1906). Его преемник А. Эренталь (1906—1912) придерживался авторитарных методов руководства, а ставший министром после смерти Эренталя Л. Берхтольд (1912—1915), наоборот, предпочитал коллегиальность. Тем не менее нечто общее в работе практически всех ведомств монархии было. Во-первых, оставался жив йозефинистский дух просвещенной бюрократии, носители которого были уверены в том, что данные «сверху» правильно составленные и строго соблюдаемые законы способны регулировать жизнь общества в интересах управляющих и на благо управляемых. Законы Австро-Венгрии действительно были достаточно либеральны, но в то же время настолько консервативны, чтобы исключить возможность реального демократического контроля за деятельностью государственного аппарата. «Влиятельность австрийского чиновничества... была обусловлена тем, что конституционные органы законодательной власти, т. е. рейхсрат и ландтаги, создавались рядом с уже существовавшими традиционными... органами власти исполнительной. Эта двойственность государственного управления и самоуправления была одной из характерных черт австрийской системы власти. Существенным при этом было то, что исполнительные органы, как местные, так и центральные, хоть и находились до некоторой степени под общественным контролем и формально не могли действовать по собственному произволу, тем не менее оставались центром тяжести государственного аппарата. Исполнительная власть интерпретировала законодательство и в своей повседневной практике сама определяла формы и методы практического применения законов... Чем ниже по ступенькам государственной иерархии, тем больше была реальная власть конкретного чиновника»