Заключение мира становилось для Фердинанда III единственным шансом на спасение. Как отмечает немецкий историк К. Репген, «к концу войны на территории империи существовало всего 200 военных опорных пунктов, расположеных вне собственных территорий воюющих сторон. Существование таких гарнизонов определяло военную, а следовательно, и политическую силу. Из всех этих опорных пунктов... 42% принадлежали Швеции, 28% Франции, 13,5% Гессен-Касселю (небольшому, но весьма боеспособному немецкому протестантскому княжеству. — Я. Ш.) и лишь 14,5% Баварии и императору... Военная мощь императора была исчерпана» (Кайзеры, 182). Впрочем, и его противники были измотаны — а потому относительно легко согласились начать мирные переговоры.
* * *
Переговоры о мире шли с перерывами уже давно — с середины 30-х гг. На Рождество 1641 г. в Гамбурге было подписано соглашение о начале постоянных переговоров, итогом которых должен был стать pax universalis — всеобщий мир. Но лишь несколько лет спустя представители враждующих сторон действительно встретились в Вестфалии, в городах Мюнстер и Оснабрюк.
К чему сводились основные положения Вестфальского мира? По большому счету — к уступкам (главным образом со стороны императора и его союзников), закрепившим разделение Европы на два религиозно-политических лагеря. То, что было лишь намечено и в самых общих чертах сформулировано в 1555 г. в Аугсбурге, нашло более детальное и последовательное выражение 93 года спустя в Вестфалии — в 347 статьях двух мирных договоров. Вот вкратце суть этих соглашений.
1) Взаимоотношения католиков и протестантов, в первую очередь имущественные, отныне определялись положением обеих сторон на 1 января 1624 г. Иными словами, все, что находилось во владении сторон на тот момент, должно было остаться в их руках. Правило cujus regio, ejus religio, установленное Аугсбургским миром, по-прежнему соблюдалось. Таким образом, «религиозный вопрос был разрешен не в смысле полной индивидуальной свободы исповедания, а лишь безусловного равноправия обеих религиозных партий» (Егер, 346).
2) Государственные образования, входившие в состав империи (их число превышало три с половиной сотни), фактически становились независимыми. Эта их независимость ограничивалась обязательством не заключать договоров, направленных против императора как верховного сюзерена, а также влиянием последнего в судебных органах — имперской судебной палате и имперском надворном совете, где он обладал довольно широкими полномочиями. Таким образом, не осталось и следа не только от универсалистского проекта Карла V, но и от надежд его преемников хоть сколько-нибудь унифицировать устройство империи. Теперь, когда разделение германских земель на католическую и протестантскую части было закреплено юридически, влияние австрийского дома в северной и центральной Германии сильно уменьшилось.