Паренёк же времени зря не терял: пока Семён изображал рыбу на берегу, грянулся в решётку всем телом и завопил:
– Эй, мент! Мусор! Тут человек умирает, ему с животом плохо!
В коридоре послышалась возня и звяканье ключей.
– Сюда! Сюда! – прокричал паренёк и, обернувшись к Семёну, поинтересовался едва слышно: – Ещё врезать?
– Не надо, – мрачно ответил Семён и застонал с хрипением.
– Во! – Паренёк тайком показал большой палец, подмигнул и, сделав встревоженное лицо, обернулся к решётке. Семён закрыл глаза.
– Ну чего там? – недобрым голосом поинтересовался из-за двери давешний конвоир.
– Человеку плохо, живот прихватило, вот.
– Ыыы-хррр, – сказал Семён и прислушался. Милиционер провёл дубинкой по прутьям решётки и крикнул в коридор:
– Эй, Сникерс! Поди сюды, тут один клиент больного из себя корчит, подстрахуешь.
Послышались приближающиеся грузные шаги, и чей-то, должно быть, того самого Сникерса, густой голос с ленцой поинтересовался:
– Тута, шо ли? Ну дык открывай.
Прозвякали ключи, но тут откуда-то сбоку донёсся ещё один голос:
– Эй, начальник, не ведись на понт, подстава это.
Звяканье затихло, и наступила нехорошая тишина.
– А это что за голос из параши? – спросил после недолгого молчания первый милиционер.
– Точно тебе говорю, начальник, подстава. Я слышал, как они договаривались дурку сыграть.
– Вот даже как? Слышь, больной, чё люди говорят?
– Ы-ы-ы-ы, – простонал Семён, и столько тоскливой обречённости звучало в этом стоне, что Станиславский аплодировал бы стоя.
– Живот, говоришь, болит? Не-е, мужик, не болит у тебя живот. Но, тля буду, ща заболит. И не только живот. Давай, Сникерс, полечим больного.
Ключи звякнули ещё раз, и дверь со скрипом открылась.
Больше Семён с закрытыми глазами лежать уже не мог. Он быстро вскочил и прижался спиной к стене. Открывшаяся взору картина его ничуть не удивила: два милиционера, один среднего роста, зато другой ростом под потолок и весом, пожалуй, за центнер, стояли, поигрывая дубинками, у входа и с одинаково нехорошим выражением на лице следили за Семёном. Тот, который поменьше, усмехнулся:
– Слышь, Сникерс, может, нам в доктора пойти? Ты глянь, мы ещё к лечебным процедурам не приступили, а у больного уже значительное улучшение.
– Гы, – сказал Сникерс, – гы-гы. – И оба двинулись на Семёна.
«Вот теперь точно попал», – подумал Семён и ошибся. В дело вступил четвёртый участник этого действия, про которого все остальные как-то позабыли. Со стороны стражей правопорядка это было непростительной ошибкой. Наручники описали в воздухе сверкающую дугу, завершившуюся у виска первого из них. Милиционер ничком рухнул на пол. На физиономии Сникерса возникло озадаченное выражение.