– А? – не понял Семён.
Алита махнула рукой:
– Не обращай внимания. Будем сидеть и ждать, пока этот твой Вадик не заявится. Или пока чего-нибудь новое не придумаем.
Семён только плечами пожал и ушёл в ванную – курить. Вернувшись через десять минут, обнаружил Алиту придирчиво изучающей корешки книг в библиотеке, Семён за всё прошедшее время так и не успел рассмотреть квартирку, поэтому тоже заинтересовался. Тем более что библиотека была обширная – три шкафа с книгами занимали всю стену в зале, кроме этого, как помнил Семён, ещё один книжный шкаф стоял в спальне. Алита, заметив интерес Семёна, скептически хмыкнула:
– Не понимаю, как такое можно читать? Тысяча книг, а читать нечего. Хоть бы детективчик какой завалящий. И телевизора нету. Это же со скуки сдохнуть можно. Бедные школьники, чему их может обучить человек, живущий в таком… таком ските?
Семён тоже уже успел оценить состав книжных шкафов.
– И чем же тебя не устраивает эта сокровищница мировой литературы? – язвительно поинтересовался он. – Как же это «читать нечего»? Допустим даже, что полное собрание сочинений Достоевского ты знаешь наизусть, но вот здесь наверняка найдётся много незнакомого даже для такой начитанной девушки. – Семён достал с полки книгу «История русского драматического театра. Том 7» и протянул Алите. Та фыркнула:
– Ой, блин, нашёлся эрудит. Сам-то Достоевского хоть что-нибудь читал?
Семён открыл рот.
– «Преступление и наказание» не считается.
Семён закрыл рот, обескураженно засмеялся и кивнул:
– Да я и из него-то ничего не помню, по совести говоря.
– Типичный случай. Мало кто помнит. Это всё советские школьные министры виноваты. Это ж надо придумать – взваливать на детишек такую массу. «Преступление и наказание» следует читать первый раз лет в тридцать, второй – лет в сорок.
Семён искоса взглянул на Алиту:
– Ты неплохо сохранилась для своих лет, надо заметить.
Алита рассмеялась:
– Это мне моя учительница по литературе говорила. Одна из. И дала нам вместо «Преступления и наказания» «Идиота», чем меня и подставила, когда я в другую школу пошла. Там училка была типа этой, – Алита обвела рукой вокруг, – и, когда я выдала ей фразу про тридцать и сорок лет, возненавидела меня лютой ненавистью. Единственная четвёрка в аттестате у меня из-за неё, вот я и запомнила. До сих пор на эту дуру злюсь, представляешь? Такая неприятная тётка была, мы её, помнится, Жабой прозывали…
Семён засмеялся.
– Ты чего? – не поняла Алита. – Чего смешного?
– Я сразу не сказал. Забыл. А сейчас вспомнил. Кирилл свою училку, ну в чьей квартире мы сейчас сидим, тоже Жабой называл. Может, это та самая?