Год магического мышления (Дидион) - страница 6

Повторяю это каждый день.

Всю жизнь. С той минуты, как она появилась на свет в родильном отделении больницы святого Иоанна в Санта-Монике.

Мы привезли ее домой и уложили в плетеную колыбель на террасе с видом на скалу.

В скале был грот, уходивший под воду во время прилива.

В самом начале прилива, выбрав правильную волну, в него можно было заплыть.

Раньше мы иногда заплывали. Но после появления Кинтаны — ни разу.

В новостях сообщают о смерти Джона. Я прошу дежурную медсестру выключить телевизор в ее палате.

Медсестра говорит, что новости помогают коматозным больным поддерживать связь с миром.

Я объясняю, что у нее умер отец. Нельзя допустить, чтобы Кинтана узнала об этом из CNN.

Телевизор выключают.

Но когда я прихожу вечером, он снова работает. Повторяю просьбу.

На другой день нахожу на двери палаты прилепленную скотчем записку: «УМЕР ОТЕЦ. ВЫКЛЮЧИТЬ ТЕЛЕВИЗОР».


III

Я продолжаю ждать.

Продолжаю подыгрывать.

Ни с кем своей тайной не делюсь.

Хотя бы потому, что никто не желает о ней слышать.

Все убеждены, что я «справлюсь».

Для себя я невидима, бестелесна. Словно пересекла одну из тех рек, что отделяют живых от мертвых.

Он был уверен, что умирает. Предупреждал об этом неоднократно. Я отмахивалась. Говорила: депрессия. Все вы, ирландцы, безумно мнительные.

Но о чем он думал в такси, когда сказал, что не сделал в жизни ничего стоящего?

Почему вдруг решил подвести итоги?

Почему так категорично?

А я что на это ответила? Что-нибудь из серии: хватит молоть чепуху, где будем ужинать?

Не с этим ли вопросом живые вечно обращаются к умирающим?

Где будем ужинать?

Прошло время (неделя? месяц?), и я смирилась с необходимостью раздать его одежду.

Сложила в сумки майки, кальсоны, носки, трусы. Сумок получилось много.

К костюмам, рубашкам и пиджакам подступиться не смогла, но думала, что справлюсь с обувью.

Подошла к гардеробной и встала у входа.

Не могу раздать обувь.

Постояла — и вдруг поняла почему: ему не в чем будет ходить, когда он вернется.

Даже осознав эту мысль, я не смогла от нее избавиться.

Про понятие «магическое мышление» я вычитала в книгах по антропологии.

Оно было присуще примитивным культурам. Это мышление, в основе которого лежит слово «если».

Если мы принесем в жертву девственницу, прольется дождь. Если я сохраню его ботинки…

Теперь мне понятно, что, настаивая на вскрытии, я уже была во власти магического мышления.

Мне казалось, что если установить причину остановки сердца, то ее можно будет устранить.

О смерти отца я сказала Кинтане в тот день, когда она вышла из комы.

Так получилось. Я и в палату-то входить не хотела. Но стоило ей очнуться, как сердобольная медсестра не преминула сообщить, что «мамочка дожидается в коридоре».