Идя берегом, Иван Васильевич еще из-за леса заметил около темневшей на береговом юру времянки фигуру солдата с пистолет-автоматом наперевес. Красный околыш его фуражки резким пятном выделялся на ржавом фоне бревенчатой стены. Солдат с медлительной степенностью оборачивался вокруг строения, изредка поглядывая окрест.
Едва Иван Васильевич поднялся и ступил на тропу, ведущую к времянке, как окрик, не оставлявший никаких разночтений в своих оттенках, заставил его застыть на месте:
- Стой! Кто идет?
- Свой.
- Кто свой? Документы! Нахожусь при исполнении...
- Я - Грибанов.
Солдат осторожно двинулся ему навстречу.
- Мне что фамилия... Я никаких фамилий знать не хочу. Документ подавай...
Солдату было лет девятнадцать, от силы двадцать, и в соловых глазах его, опушенных белесыми ресницами, деланное ожесточение едва скрывало самую что ни на есть мальчишескую растерянность. Он долго и обстоятельно разглядывал грибановское удостоверение и наконец, успокоенный, доверительно поделился:
- Препровождаю, товарищ начальник, важнейшего типа пешим этапом на базу. Приказ командования: доставить первым же самолетом в Судаково. Знаете, всякое может быть...
- Откуда?
- В партии на вольном хождении работал.
- У кого?
- Начальника Кузнецов фамилия.
- Знаю. И чего ждете?
- Переправляться нужно, а лодок нету... Мне сказали: вышлют навстречу. Вот и жду.
- И давно?
- Что?
- Ждете?
- Второй день.
- Так ведь здесь инструмент есть: топор, пила... Плот бы давно соорудили.
Солдат беспомощно развел руками, и последние остатки официальной фанаберии уступили место откровенной и теперь уже ничем не прикрытой растерянности. Не по годам рыхлая фигура парня вяло обмякла, всем своим видом определяя, что ему до последней степени осточертело выпавшее на его долю задание, из-за которого приходилось делать стойку в сторону всякого скрипа и шороха, но что, так как идти все-таки надо, он идет по силе-возможности, и большего от него спрашивать не приходится.
- Это ведь, брат, не Москва-река. Здесь и до второго пришествия ждать можно.
- Я что... Мне приказано, вот и жду...
- А прикажут пешим этапом по воде?
- Прикажут?.. Пойду...
- А голова для чего?
Тот лишь виновато блудил взглядом по носкам своих сапог.
Грибанов понял, что разговаривать далее бесполезно: не в коня корм.
- Ладно. Вместе будем думать.
Иван Васильевич взял дверь на себя и, только когда переступил порог, услышал запоздалое предупреждение вновь воспрянувшего конвоира:
- Под вашу личную ответственность!
За дощатым столом, в профиль к окошечному квадрату, сквозь который ломился, ниспадая на