Метель (Леонов) - страница 31

, САРПИОН, ИВАН — еще с гармонью на плече, ЗИНОЧКА и какой-то резвый старичок с почтенной бородой и в толстовке. Весь сжавшись, ПОРФИРИЙ отходит в сторону.


14

ЛИЗАВЕТА. Орешь тут, а там Поташов к Марфе приехал.


Заглядывая в сторону.


С кем это ты там?


Косясь на незнакомого человека, они поочередно вступают в комнату. Опустив голову, ПОРФИРИЙ вертит картуз в руках.


СТЕПАН. Вот, гость родной к нам заявился. Прощенный! Иззяб, изголодался… Смотри, тетя Лиза, какой стал!


ЛИЗАВЕТА делает шаг к Порфирию, слабо вскрикивает и пятится, цепляясь за мебель.


СТЕПАН. Успокойся, тетя Лиза, успокойся!

ЛИЗАВЕТА(наугад отмахиваясь левой рукой). Уйди ты от греха, Степка… (Начав тоном тихого причитанья.) Вот он, батюшки, весь тут, живенький, налетался. Нажрался мертвых костей да братского мяса… Что-ж ты, коршун, вострый клюв свой опустил?… Глядите, люди разные, глядите на него, на изверга. Беги, Зинка, улицу кличь сюда. Он Марфу старухой сделал, Зойку чуть не убил… и нас-то всех собою, как удавкой, оммотал!


СТЕПАН незаметно уходит. Картуз выскользнул из руки Порфирия, он не смеет его поднять. ИВАН протянул ЛИЗАВЕТЕ стакан воды, ее зубы стучат о стекло.


ИВАН. Мамань, не волнуйся. Вспомни, мамань… тебе теперь вредно волноваться!

ЛИЗАВЕТА. Глаз-то где посеял, окривел… Небось, в кабаке по пьяному делу вышибли!.. Он там с девками котует по заграницам, а мы срам за него, смолы чернее, пьем. Верка-то уж пила-пила, да и захлебнулась… (Шаря вокруг себя, чуть не плача.) Эх, стервец… нету у меня под рукой-то ничего!


ПОРФИРИЙ искоса смотрит на портрет черноглазой женщины и неуверенно приподнимает руку. Тем временем почтенный старичок, добравшись до порфирьева картуза, всесторонне изучает его в уголке.


ИВАН. Объяснить желает.

САРПИОН. Отступи, мамань, дай ему дух-то перевести!

ЛИЗАВЕТА. Иной язык бы откусил, а у него слова еще шевелятся. Садитеся, все садитеся! Сейчас он вам словцо свое подарит…


И как зачарованные, некоторые садятся куда придется.


ПОРФИРИЙ(тихо). Тетя Лиза!.. Я уже от смерти моей хлебнул глоток. Мне горячей от тебя не станет… Скажите только, мамаша-то жива?

ЛИЗАВЕТА. Загрыз ты ее, упырь. Померла твоя родная мать. А все ждала сыночка, ночью в поле зимнее ходила, кликала… на дорогах почтальонов останавливала. (Зиночке.) Тут она, на Алексея, с первой водой и сковырнулась. Как доила корову, так лицом в бадейку и ткнулась!

ПОРФИРИЙ. Все думал: вернусь в избу к ней. Все кончено, скажу. Все похоронено. Налейте штец, мамаша!.. Можно, сяду я?


Они молчат, и сесть он не решается.


ЛИЗАВЕТА. Уж вольно б отец-то банкир, аль заводчик был. Мозлы-то, бывало, с мороза да воды потрескаются… маслом зальет и опреет на угольях, расправляет. А каждую кроху на учебу твою да степашкину копил: люди будут. Вот и выучил сынка! Кончил курс своей науки, сдал экзамен в палачи…