— Вам пора уходить, — напряженно произнесла видящая.
Если бы не оковы, я бы ощутил этот запах еще за порогом дома. Запах аконита.
Элизабет отпрянула, но наткнулась на стену. Мари тихо охнула, когда я сжал горло ее опекунши. На лбу женщины выступил пот, очки съехали на бок. Она вся тряслась. Ее страх доставлял мне удовольствие. Она считала меня чудовищем, и я решил показать насколько она права. Чудовище — отличная маска, чтобы заставить окружающих бояться.
— Неужели тебе безразлична ее судьба? — я почти рычал и с превеликим удовольствием свернул бы ей шею. — Ты растила ее как дочь!
— Гаррет, прошу. — Марилли осторожно коснулась моей руки, с тревогой заглядывая в глаза.
— Она никогда не была мне дочерью!
Мари вздрогнула. Сказанное ударило, как пощечина, а от следующих слов, она сжала губы, чтобы не заплакать.
— Мерзкая тварь, вот кто она! Ей не место в нашем мире! Давина обрушила на мою голову гнев Братства, когда оказалась на пороге этого дома. Только потому, что Многоликая, — имя Оракула она почти выплюнула мне в лицо, — предоставила защиту, я согласилась помочь. Я отказалась ото всего: от семьи, от нормальной жизни — ради нее. И что я получила взамен? Страх? Пожизненное заточение в четырех стенах и ожидание неизбежного...
Элизабет захрипела — я сдавил ее горло, а затем резко отпустил. Видящая рухнула на колени, давясь слезами и судорожными рыданиями.
— Лиам... он... сказал, что вы придете...
Я присел рядом, чтобы смотреть в глаза трусливой предательницей.
— И ты решила оказать ему услугу? Чтобы сберечь свою шкуру? — из моего голоса пропал гнев, и взамен появился леденящий душу холод.
Раскрасневшаяся и растрепанная, она взирала на меня с ненавистью.
— Будь ты проклят! — осипшим голосом произнесла женщина.
— Уже давно, — равнодушно отозвался я.
Раздался вой. Протяжный и далекий.
— Это еще что такое? — Мари вытирала слезы, когда я повернулся к ней. Вой повторился вновь, и она подняла на меня испуганный взгляд.
— Берсеркеры.
Только эти твари чуют аконит за многие мили. Ликаны, на всю жизнь заключенные в волчьей шкуре. Вплоть до пятнадцатого века, пока Совет не запретил лишать ликанов человеческой сущности, большинство семей осознанно обращали своих стражей в берсеркеров. Они были намного свирепее и выносливее, невосприимчивы к магии. Заклинатели намеренно жгли аконит перед битвой, приводя их в неистовство.
Сталкиваться в бою с этими существами мне не доводилось. Меня обратили, когда мир и относительный порядок были уже установлены, а ожесточенные схватки за власть и территории уступили место деловым переговорам. Но для Лима и его Братства запреты отныне не в чести. Я знал одно: берсеркерам рубили головы или, если удавалось, пронзали сердце. Это единственное, что могло их остановить. Они проходят сквозь преграды и щиты, им нипочем сильнейшие боевые заклятия.