— Правда, я не имею понятия, как долго все это проработает — Интернет, мобильные сети, — продолжал Леха, идущий сегодня на рекорд словоохотливости. — Может, уже все накрылось, пока мы тут от зомби удирали. А может, еще месяц-другой сможем пользоваться. Фиг знает, как все эти сотовые сети работают. Кстати, как там с топливом?
— Неплохо, — отозвался Ванька, посмотрев на датчик. — Я ожидал меньше, конечно. На сотню километров нам точно хватит, а то и поболе, если компьютер не привирает. Но не мешало бы заправиться поскорее — так, для общего успокоения, ну, и чтоб запасов сразу наделать. Как-то на душе светлее, когда бак под пробку — захотел, тапку в пол и езжай себе, куда хочешь. А сейчас приходится думать, километры считать.
— Раз в салоне сработала сигнализация, значит, электричество еще есть, — включился в обсуждение Семен, почуяв задачу по своей части. — Это означает, что и на АЗС все может работать. Я хорошо знаю, как там все устроено, главное, чтобы свет был. Хотя и без него можно, конечно, но сложно…
— В кузов можно еще несколько канистр с топливом накидать, — продолжал планировать Ванька. — И если потом с электричеством будут проблемы, никто не запрещает нам сливать солярку у брошенных машин. Думаю, никто не будет возражать. Хоть о топливе не надо беспокоиться — гляньте по сторонам, везде стоят «доноры», которые уже никуда не поедут.
— Ага, и водители их отдыхают, с пассажирами вместе, — я показал пальцем на обочину.
Там на небольшом асфальтовом пятачке прямо посреди трассы, где любят остановиться на перерыв дальнобойщики, возле пыльной вишневой «семерки» лицом вниз лежали мужчина и ребенок, девочка лет шести, в джинсовом комбинезоне и забранными розовой резинкой в хвост длинными темными волосами. На одежде виднелись аккуратные круглые дыры — стреляли в спину. Кто и зачем? Теперь уже не разберешь. Кровь под телами засохла, в воздухе вились вечно голодные мушки.
Такие картины попадались всюду, и эта была еще не самая страшной. Те, от которых леденели внутренности и становились дыбом волосы, уже стерлись из моей памяти. Точнее, размазались так, что самые жуткие детали сделались нечеткими, расплывчатыми.
Нам встречались и дети, и старики, и целые семьи, погребенные под стальной тушей грузовика и изодранные острым металлом измятого кузова или растрелянные прямо в своих машинах.
Даже смерть может примелькаться — мы быстро перестали ей удивляться, хватило часа, чтоб перестать разевать рты и вздрагивать каждый раз, когда в поле зрения попадал очередной мертвец. Глубоко внутри щелкнул тумблер и отключил какие-то определенные реакции, облегчив нам жизнь. Я был этому рад, несказанно.