Жертвы, оказавшиеся у эпицентра, сразу погибли, другие же начали жаловаться на недомогание разной степени тяжести — у кого-то сразу разболелась голова или живот, а кто-то начал испытывать подозрительные симптомы только спустя несколько часов. В любом случае, финал у всех оказался одинаковым — потеря сознания, а потом пробуждение в новой ипостаси. Люди превращались в зверей и, едва раскрыв глаза после недолго сна, начинали крушить все вокруг, нападая и на здоровых, и на больных, и снося все на своем пути. Они не реагировали ни на какие вербальные обращения, ничего и никого не боялись, хорошо чувствовали боль, но, в то же время, она почти не останавливала их. Словом, пострадавшие заболели некоей формой бешенства, коей прежде человек не видел.
Как уже было сказано выше, у многих такие вспышки ярости начались уже в больнице или дома, спустя несколько часов после предполагаемого заражения. К этому времени в городе уже творилось черт-те что — жители успели испуганно разбежаться по своим домам и районам, и уже там превращались в монстров, заражая членов семьи и соседей. Полиция оказалась совершенно бесполезной, ее категорически не хватало, и в итоге, чтобы не допустить выхода инфекции за пределы Ижевска, наверху было принято решение просто уничтожить город.
Поверить в такое вот так сходу было решительно невозможно, но какой смысл старику врать? На совсем выжившего из ума он не похож, да и звучит вроде бы логично — началось заражение, половина города сошла с ума, а другая половина оказалась под угрозой. А еще эти люди вполне могли стать переносчиками инфекции, даже ей не заразившись. Вообразите себе панику в высших кругах — такое немыслимое происшествие, проблема, которая по всем законам не могла случиться, а решение нужно уже сейчас.
Уничтожив очаг, наши власти принесли один город в жертву остальным жителям страны, да и, можно сказать, всего мира. Это мы себе места не находим, из нас будто кусок плоти вырвали щипцами и без наркоза, а остальной земной шар небось вздыхает с облегчением и готовит гумпомощь российским чиновникам, храбро пожертвовавшим часть своей родины.
В общем и целом, от таких известий вся наша компания уронила челюсти на пол, только Тарас Тимофеич оставался спокоен и невозмутим. Он появился на свет за пять лет до начала Великой Отечественной и в жизни повидал достаточно зверств как со стороны власти, так и со стороны сограждан, так что к скудной жизни, полной лишений и опасности, ему не привыкать, да и для него почти ничего не изменилось. В город он совсем не ездил, жил себе тихонько здесь, а происходящее за пределами деревни не шибко его волновало. Огород есть, худо-бедно прокормит, в магазин ходить — так только за хлебом, макаронами и водкой, а ведь ее можно и самому гнать, за этим здесь шибко не следят…