Захар (Колобродов) - страница 186

И, собственно, банальная мысль по прочтении того и другого – никакая власть никак на подлинную жизнь не влияет (тем более если оценивать задним числом) – а есть человек в мире, собственноручно создаваемом, и единственная его Судьба – которую нельзя ни возвысить, ни унизить, не надо сравнивать, а можно только наблюдать, нервно и трепетно, и дивиться, как складывается эта ходьба по пересечённой местности истории.

И всё это как-то бьётся с твоими сборниками – там не только ярость, но и абсолютный слух на правильные мелодии, историософия в религиозных даже, кармических категориях».

* * *

Из переписки:

АК: «Захар, привет, дорогой!

Вот, искал аналогию твоему “Письму товарищу Сталину” и реакции на него известного рода публики. И нашёл у Георгия Иванова, применимо – как знаково! – к Есенину.

Цитата не коротка: “Петербургские зимы”.

“Кончился петербургский период карьеры Есенина совершенно неожиданно. Поздней осенью 1916 года вдруг распространился и подтвердился «чудовищный слух»: «наш» Есенин, «душка» Есенин, «прелестный мальчик» Есенин – представлялся Александре Фёдоровне в Царскосельском дворце, читал ей стихи, просил и получил от императрицы разрешение посвятить ей целый цикл в своей новой книге!

Теперь даже трудно себе представить степень негодования, охватившего тогдашнюю «передовую общественность», когда обнаружилось, что «гнусный поступок» Есенина не выдумка, не «навет чёрной сотни», а непреложный факт…

Возмущение вчерашним любимцем было огромно. Оно принимало порой комические формы. Так, С.И.Чайкина, очень богатая и ещё более передовая дама, всерьёз называвшая издаваемый ею журнал «Северные записки» «тараном искусства по царизму», на пышном приёме в своей гостеприимной квартире истерически рвала рукописи и письма Есенина, визжа: «Отогрели змею! Новый Распутин! Второй Протопопов!» Тщетно её более сдержанный супруг Я.Л.Сакер уговаривал расходившуюся меценатку не портить здоровья «из-за какого-то ренегата»…

Не произойди революции, двери большинства издательств России, притом самых богатых и влиятельных, были бы для Есенина навсегда закрыты. Таких «преступлений», как монархические чувства, русскому писателю либеральная общественность не прощала… До революции, чтобы «выгнать из литературы» любого «отступника», достаточно было двух-трёх телефонных звонков «папы» Милюкова кому следует из редакционного кабинета «Речи». Дальше машина «общественного мнения» работала уже сама – автоматически и беспощадно…”»

ЗП: «Лёш, я эту цитату знаю, и я её цитировал в фейсбуке и имел в виду ровно то же самое, что и ты».