Они посмотрели друг на друга и снова рассмеялись.
– За ценности! – сказал он, поднимая стакан.
– Аминь! – вырвалось у Ольги Борисовны.
* * *
…Разглядывая себя в зеркале, Ольга Борисовна отметила, что загар ей к лицу. Она была дома, в своей розово-голубой ванной комнате с зеркальными шкафчиками и десятками нарядных баночек и флаконов. Глаза стали ярче, губы обветрились, даже обгоревший нос не портил впечатления. Руки же от мытья посуды…
Она улыбнулась, вспомнив, как спросила его, чем мыть, а он ответил – песком, не будем нарушать экологию. Песком и в реке. Надо было взять резиновые перчатки. Она рассмеялась, представив себе, как моет посуду в реке в резиновых перчатках…
Она сидела на краю ванны, полная воспоминаний… Звонок телефона вывел ее из транса. Это был Толя, муж.
– Оленька, ты как, моя хорошая? – закричал он радостно.
– Нормально, – ответила она ровно, чувствуя, как зазвенело в ушах от напряжения. – А ты?
– Работы до чертиков, – пожаловался он. – Страшно хочу домой. Соскучился по тебе, Олюшка!
Ноздри тонкого носа Ольги Павловны раздулись, и кончик его побелел от ярости. Она чувствовала, как темнеет в глазах от ненависти к мужу. Подонок! Соскучился он!
Ненавижу! Тебя и твою… Она вспомнила картину из хижины – девушка на крыльце, веснушки, беззаботная улыбка, прищуренные голубые глаза… в рубашке… своего мужа…
От радужного настроения не осталось и следа.
«Дрянь! – Она сжала кулаки. – Не отдам!»
Дремала душа, как слепая,
Так пыльные спят зеркала…
Николай Гумилев. «Дремала душа…»
Виталий Вербицкий поднялся на второй этаж, медленно пошел по коридору. Он и сам не знал, почему старается ступать тихо, прислушивается и поминутно озирается. Комната Глеба была пуста.
– Чертов дом! – бормотал режиссер. – Недаром Жабик свалил… И врал, что видел… этого! Дятел! А Глебыч где? Куда делся? – Он остановился затаив дыхание – ему послышался звук – не то стон, не то шорох… – Да что же это такое… Глебыч! – закричал он. – Ты где?
Откуда-то снизу раздался неясный крик. Виталий попятился, еще секунда, и он бросился бы вон из проклятого дома, но тут он явственно услышал:
– Виталя, я на лестнице! Захлопнулась дверь!
– Какая дверь? – обрадовался режиссер. – Где?
– Последняя слева!
Вербицкий потянул за ручку, и дверь нехотя открылась.
– Ты чего, Глебыч? Она же не заперта!
Глеб выбрался наружу.
– Черт ее знает, Виталя! Не открывалась!
– Что случилось, Глебыч? С какого перепугу тебя туда понесло? Что там, кстати?
– Проверил дом… На всякий случай… – Глеб не собирался рассказывать другу о ночной истории. – Там чердак, дверь закрыта. Хотел открыть, но погасла свечка, и я… вот. Колено зацепил, черт! Этого только не хватало!