О ее отце был особый разговор. Майсгрейв узнал не грозу Англии, всемогущего Делателя Королей, а нежного и заботливого отца, готового просидеть ночь напролет у изголовья прихворнувшей дочери, способного, отложив в сторону меч и дела государства, возиться с Анной, втолковывая ей азы правописания.
О себе Филип говорил скупо. Но Анне необходимо было знать о нем все, поэтому она беспрестанно тормошила его, засыпая вопросами. Постепенно у нее составилось представление об угрюмом, полном враждующих чужаков пограничном крае, о высоком замке на скале, о преданной дружине, нетерпеливом предвкушении схватки и пьянящей радости победы.
О да, таким Анна и представляла себе своего воина, столь же прохладного и отстраненного, как и его земля, и с тем большим удивлением глядела она на него, когда он помогал гиеньскому крестьянину поправить покосившуюся изгородь, щелкал для деревенских ребятишек пальцами орехи, влезал на дерево, чтобы вернуть в гнездо выпавшего птенца. И словно рушилась броня суровости и невозмутимости, его глаза становились мягкими, в улыбке появлялись беспечность и добродушие, которых она никогда прежде не замечала. Исчезла даже глубокая морщина между бровями – след пережитых невзгод.
К полудню они оказались на опушке леса у выложенного круглыми плоскими камешками источника – хрустальная струя, едва слышно звеня, сбегала в крохотный бассейн. Вода была ледяная, со сладковатым привкусом. Пологий склон холма пестрел полевыми цветами, и Анна долго бродила по нему, сплетая их в венок. Филип полулежал, облокотясь об упавший ствол, глядел на нее, задумчиво пожевывая травинку. Плыли многоярусные, похожие на замки облака, где-то далеко в деревне звонил надтреснутый колокол. Вокруг не было ни души, и весь мир будто принадлежал только им двоим.
Филип поднялся и направился к Анне. Заслышав его шаги, она подняла взгляд. На ее лицо падала тень от венка, полные губы улыбались. Он обнял ее, и несколько долгих минут они целовались. Кружилась голова – от солнца, от простора, друг от друга… Пахнущий медом огромный букет Анны выпал из ее ослабевших рук. Филип легко подхватил девушку на руки и унес в сумрак и прохладу леса…
Уже начало смеркаться, когда они, усталые и счастливые, неспешно возвращались в город. Неожиданно позади раздались голоса и звуки рожков.
– Дорогу, дорогу! – кричали нарядные всадники, отгоняя в сторону прохожих и груженные поклажей телеги.
К Бордо продвигалась пестрая кавалькада всадников на великолепных лошадях. Простолюдины срывали с себя колпаки:
– Карл Гиеньский! Наш славный герцог возвращается с охоты!