Анна сидела отвернувшись от него, глядя в окно. Ее лицо было неподвижно, словно изваяно из мрамора. Из широко распахнутых глаз медленно струились тяжелые слезы. И столько горечи было в безвольном изломе ее губ, в пустом, отрешенном взгляде, что у Филипа все оборвалось внутри.
– У нас есть любовь, Фил. С ней мы сильны.
Ему не удалось разубедить ее, но голос Анны был слаб. Она поняла, что не в ее власти изменить его решение. Едва шевеля губами, она шепнула, почти выдохнула:
– Решайся, Фил. Умоляю тебя…
– Нет, моя сладостная фея… Вспомни, что ты одна из Невилей, а они никогда ни о чем не просят.
Тень скользнула по лицу Анны. Губы плотно сжались, слезы высохли.
– Вспомни о том, что я обязан вернуться в Нейуорт, потому что отвечаю за землю своих предков. Более того, я женат и не могу, не совершив смертного греха, вступить в новый брак. Я оставил Меган на сносях, и наш с ней ребенок уже должен был появиться на свет.
Анна облизнула губы и хрипло сказала:
– Ах да… Меган Перси. Я и забыла о ней.
Она тряхнула головой, словно отгоняя все прочь, словно смиряясь. Но смиряясь строптиво. Отросшие волосы упали ей на глаза. Она движением головы откинула их, затем сладко потянулась и уже в следующий миг прильнула к Филипу, ловя его губы.
Этой ночью она была особенно страстной, будто изнутри ее жег огонь. Раскованная, нежная и податливая, она трепетала в его руках – то бурная, как море, то как ослабевшая волна. Но силы вновь и вновь возвращались к Анне, она тянулась к нему, глаза ее лихорадочно блестели, по телу пробегала дрожь нетерпения, горячие руки обвивали его шею, скользили по спине.
– Люби меня, люби! – не то молила, не то приказывала она.
Голова кружилась от этого страстного шепота. Ее ничто не пугало, не смущало, она жаждала наслаждаться и дарить наслаждение. Филип и сам не мог остановить рвущийся горлом стон, когда, подхваченные любовным вихрем, они забывали обо всем на свете. Они были не в силах оторваться друг от друга.
Филип заснул лишь на рассвете. Сквозь дремоту он слышал, как она что-то ласково шепчет ему, перебирая его кудри, прижимается щекой к его ладони… Потом он погрузился в сон, но и во сне его руки искали ее.
…Он резко вскочил. Место рядом с ним пустовало. Подушка была холодной – видимо, Анна поднялась уже давно. Филип окликнул ее и стал торопливо одеваться. В нем нарастала тревога, но он гнал ее прочь. Сейчас он спустится вниз, увидит, как она шепчется с мадам Клодиной или играет с ее котом.
Когда он натягивал рубаху, взгляд его упал на ларь у окна. Там лежала аккуратно сложенная стопкой женская одежда Анны. Два узких малиновых башмачка сиротливо стояли на полу.