Наконец копыта коней загрохотали по деревянному настилу моста. Монастырский двор был вымощен плоскими плитами и чисто выметен. Облаченные в темные рясы монахи склонились в поклоне перед герцогом, а по широкой деревянной лестнице уже спускался сам настоятель – отец Ингильрам.
– Ваше высочество! Ваше высочество! Benedico, benedicо![24]
Герцог легко соскочил с седла. Великолепный наездник, на земле из-за хромоты он казался неуклюжим. Приземистый тучный аббат и горбатый герцог были почти одного роста.
– Пойдемте к вам, святой отец! – воскликнул Глостер, по-приятельски подхватывая аббата под руку. – И распорядитесь подать обед. Не люблю поститься, а ваша кухня, если мне не изменяет память, пользуется доброй славой.
Пока аббат отдавал распоряжения, Глостер ожидал его в жарко натопленной комнате.
Опустившись в широкое, обитое штофом кресло, он огляделся и присвистнул. Эта комната скорее напоминала покои хорошенькой женщины, нежели духовного лица. Повсюду ковры, бахрома, легкая резная мебель. Глостер усмехнулся. Нет, его преподобие Ингильрам не в состоянии отказаться от своих мирских привычек. А ведь несколько лет назад это стоило ему епископского посоха.
Тогда речь шла о том, кому возглавить Йоркскую епархию. Ингильрам, принадлежавший к одному из знатных семейств Северной Англии, был в числе основных претендентов, однако многие священнослужители высказывались против него, обличая аббата в сластолюбии, чревоугодии и в иных грехах, которые несовместимы со столь высоким саном. Тогда Ингильрам поклялся всеми святыми, что одолеет дьявольские искушения, однако это не помогло. В дело вмешался Уорвик, и епископом Йоркским был избран его родной брат Джордж Невиль, имевший духовное звание.
Глостер знал: отец Ингильрам люто ненавидит нынешнего епископа и, поскольку между Уорвиком и королем Эдуардом вспыхнула вражда, лелеет надежду на смещение епископа. Между тем Эдуард ничего не имел против Джорджа Невиля, хотя после измены Уорвика и забрал у него большую государственную печать, лишив также и должности канцлера. Тогда Ингильрам почти торжествовал, однако, когда Эдуард позволил Джорджу Невилю совершить обряд крещения своей дочери, вновь потерял надежду. С отчаяния он вернулся к своим мирским привычкам, но, и греша, продолжал мечтать, что рано или поздно брат изменника Уорвика будет лишен своего поста, а он, настоятель одной из крупнейших северных обителей, получит долгожданный сан.
Сейчас аббат Ингильрам стоял подле герцога Йоркского, улыбался и всем своим видом излучал готовность услужить. Был он человеком крайне изнеженным. Его объемистый живот скрывала шелковая сутана, отороченная пышным мехом и вышитая мелкими жемчужинами, а волосатые, беспрерывно шевелящиеся пальцы были унизаны перстнями, стоимость которых могла составить половину графства. Монашеский капюшон аббата был откинут, открывая круглую, как шар, голову с венчиком черных, зачесанных на лоб волос и свежевыбритой тонзурой. Лицо на первый взгляд могло показаться простоватым и добродушным, но, приглядевшись повнимательнее, можно было заметить, что заплывшие жиром глазки Ингильрама глядят проницательно и лукаво. Сейчас они напряженно пытались прочесть на лице могущественного брата короля, с чем тот пожаловал в аббатство, ибо сей молодой горбатый герцог никогда ничего не предпринимал без дальней цели.