— К тому же здесь можно устроить восточную паровую баню.
— Это гениально. И часто?
Она отвечает, что нет, на самом деле нет, у нее нет времени. Деньги служат и для этого. Оплачивать вещи, которые не будешь использовать. Никогда не чувствуешь желания.
— Попробуем?
— Что?
— Восточную баню? Я никогда не пробовал.
Она смотрит на меня, колеблясь, проверяет время по своим часам…
— Почему нет?
— Проблема в том, что вы не можете делать это полностью одетой.
— Ах да.
Она начинает смеяться, притягивает меня к себе и целует.
Мы разлеглись на кровати, закутанные в банные полотенца. Было хорошо, нас немного разморило. Я закрыла глаза, улыбаясь. Он заставляет полотенце скользить по моей груди. Я натягиваю полотенце на себя, хоть и догадываюсь, что в его взгляде нет ничего жестокого.
— Они прекрасны, — говорит он мне.
Когда я лежу, да. Но, вставая, я не избегаю действия суровых законов земного притяжения. На нашем канале есть женщина, которая переделала себе грудь. Сейчас они хорошо это делают. Шрамы едва видны, выглядит почти натурально. Я не могу сдержаться и представляю ее в семьдесят лет, совсем дряхлую, и лишь два ее снаряда обращены к небу. Я представляю всех этих женщин на их смертном одре, с головой Рамзеса II и грудью стриптизерш. Это меня пугает.
Возможно, через три тысячи лет археологи откроют, закопавшись в руины древних кладбищ, скелеты с двумя мешочками силикона на грудной клетке и будут докапываться до смысла. Похоронный обряд, подношение богам, право прохода в загробную жизнь. Они будут задаваться вопросами, выдвигать гипотезы. Такая вероятность заставляет меня улыбаться.
Я поворачиваюсь к Патрику. Он улыбается от удовольствия, потягиваясь.
— Сколько времени ты этим занимаешься? Ты не обязан мне отвечать.
— Два года… Раньше я устраивался через агентства для безработной молодежи, биржи труда, а потом появились подработки… А ты? Сколько времени ты этим занимаешься? Ты не обязана мне отвечать.
Как нежно обращение на «ты».
— Клиентка?.. Немного дольше, чем ты… Сколько тебе?
— Двадцать шесть… А тебе?
— Это очень невежливо, спрашивать о возрасте у женщины пятидесяти одного года…
Он начинает смеяться.
— У тебя есть дети?
У меня и моей сестры не было детей. У Ирэн не было, потому что, по ее выражению, машина сломалась. Что касается меня, те дети, которых я вынашивала, должно быть, неловко чувствовали себя внутри меня, они очень быстро хотели выйти. Через два-три месяца беременности они получали свободу и возвращались на небо. Лукас и я были виртуальными родителями большой семьи. Конечно, я не рассказываю об этом Марко, это часть моих личных переживаний, которые касаются только меня.