— У меня не было времени. А потом, когда это замечаешь, слишком поздно, полночь пробила, и карета снова превратилась в тыкву.
Он смотрит на меня искоса, с улыбкой на губах.
— Ты самая прекрасная тыква, какую я знаю.
— Это так. Займись со мной любовью, дурачок!
Я несколько раз легко бью его кулаком, он притягивает меня к себе и целует. Я отвечаю, пока мой взгляд не падает на будильник на ночном столике.
— Три часа!
Я должна была быть уже на работе.
Но я решаю серьезно опоздать.
Я привыкла приводить его в квартиру. Мы видимся почти каждые десять дней. Первый раз у меня это регулярно. Но он легкий, он не давит. Я никогда не задавала вопросов о его личной жизни, по существу, меня это не интересует.
Однажды мы вернулись с празднества в Тюильри. Мы три раза съели по большой пицце, и меня чуть не вырвало, не стоило так завтракать. Он потратил сумасшедшие деньги, чтобы выиграть для меня ядовито-желтого лохматого медведя, я хотела поучаствовать, но он мне отказал. Он купил сахарную вату, его руки все еще были липкими. Мы пришли ко мне домой, он направился прямо в ванную, и тут я услышала сильный шум, а затем голос моей сестры, которая кричала:
— Держи его хорошенько, я звоню копам!
Я поспешила в ванную и увидела Патрика, прижатого к полу девяносто пятью килограммами Джима, одетого лишь в махровое полотенце. Моя сестра, целомудренно укутавшись банным полотенцем, чуть не вывихнула челюсть — так она была удивлена, увидев меня.
— Можно узнать, что здесь происходит?
— Ты была здесь?
— Случается, что я бываю у себя, Ирэн, и привожу друзей.
Патрик застонал, чтобы обозначить свое присутствие, раздавленный почти что центнером веса Джима. Последний бормотал «прости, прости», не двигаясь с места, как будто парализованный моим появлением.
— Мы подумали, что это вор, — сказала Ирэн дрожащим голосом.
— Скажи ему, чтобы отпустил меня, он мне сейчас проломит затылок, — чуть слышно проговорил Патрик.
Джим поднялся, помог ему встать на ноги, ощупал, чтобы проверить, что ничего не сломано. У него было растерянное лицо того, кто совершил большой промах и не знает, как его загладить.
— Ты о’кей? Ты о’кей? — повторял он.
Патрик уже действительно был в порядке, но я хорошо чувствовала, что он был немного ошарашен. Мы молчали, и затем Ирэн сказала:
— У нас очень глупый вид.
Я ответила, что нет, совсем нет, и мы вышли, дав им одеться.
— Ты видишь, восточная баня прекрасно работает, — сказал Патрик.
Мы смеялись до упаду, когда Ирэн и Джим вышли из ванны на цыпочках, пытаясь идти как можно тише, но я заметила холодный взгляд, который сестра все же бросила на меня, уходя.