Гийом долго размышлял и уже совсем было собрался лечь спать, когда дверь его комнаты медленно отворилась, и на пороге появилась высокая фигура в черном.
— Прошу прощения, — прошептала Феодосия. — Я должна с вами поговорить... Но тсс!
Она прижала палец к губам и бесшумно подошла к Тремэну, не забыв тщательно закрыть за собой дверь. Качнув головой, она отказалась от стула, предложенного ей Тремэном, и снова заговорила:
— У меня мало времени, а вы должны знать...
Феодосия медленно произносила слова, как будто подбирала их, но, скорее всего, она просто хотела избежать любой двусмысленности.
— Что я должен знать? — тоже шепотом спросил 1ййом.
— Молодой человек, которого вы ищете... Он приезжал сюда. Я не помню, в какой именно день... Примерно недели три назад.
Сердце Гийома пропустило один удар, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки при мысли о том, что бальи намеренно обманул его.
— Почему вы решили, что я ищу именно его? С ним была молодая девушка?
— Нет, он был один, но это точно он. Хозяин называл его монсеньором и просил прощения за то, что не может преклонить перед ним колени. Я оставила их одних, но я слушала. Не из дурного любопытства! Хозяин слишком добр, и сейчас он очень слаб, поэтому я всегда боюсь, как бы ему не причинили боль! Это был белокурый молодой человек, очень красивый, и говорил он с большой нежностью.
— Чего он хотел?
— Имена, адреса людей, способных помочь ему вернуть его титул. Он также сказал, что с ним три человека, но он оставил их в гостинице в Алансоне...
— Откуда он узнал, что бальи вернулся в замок?
— Он этого не знал, он лишь надеялся на это.
— Но откуда же он приехал?
— Я не все слышала. Кажется, из Англии... Если я правильно поняла, он вернулся на Мальту после прихода чуда англичан, чтобы они позволили ему вернуться во Францию. Они, должно быть, отправили его к себе, и думаю, что он оставался там какое-то время...
— До разрыва Амьенского мира[5], возможно? — сыронизировал Тремэн. — Проклятые англичане наверняка сочли ситуацию подходящей, чтобы отправить этого бешеного пса к ногам Первого консула. А если ему случайно удалось бы выиграть, какая удача иметь в Париже преданного им короля!
Гийом говорил, и в нем нарастала ярость, питавшаяся страхом перед теми опасностями, которыми эта авантюра грозила его дочери. Когда идешь в бой, не берешь с собой дитя, пусть она и чувствует себя героиней! А именно так и было с Элизабет: она, должно быть, сочла захватывающей идею отправиться с мужчиной, которого любила, вновь завоевывать трон...
Но момент для того, чтобы повышать голос, был неподходящим. Недовольство отца, которое подстегнуло внезапное недоверие, заставило Гийома повернуться к гречанке: