Стефан наклонился к девушке, чтобы вдохнуть сладость ее дыхания. Через мгновение он попрощался с ней и направился к отцу. Он стремительно шел через Холл, не обращая внимания на пурпурно-красные блики, отражающиеся от разноцветных окон, расположенных высоко над головой. В Грейт Холле было подозрительно тихо. Тревожное чувство охватило его. Стефан вспомнил слова Кэтрин. Вибрирующий восход, казалось, и в самом деле стал плохим предзнаменованием. Стефан пересек главную арку и взглянул в сторону покоев отца. Безжизненное тело Корнелиуса лежало в луже крови.
Стефан подошел ближе. Опустившись на колено, он поднял голову юноши.
С чувством жгучего раскаяния и боли он гладил холодные щеки Корнелиуса. Бедный Рамси! Он сойдет с ума от горя! Единственный сын, который чудом остался жив во время чумы, умер теперь, когда, казалось, самое страшное осталось позади.
Прошли считанные мгновения, пока Стефан положил голову Корнелиуса, закрыл ему веки, медленно поднялся, слыша глухие удары своего сердца, и повернулся к двери. Но ему казалось, что они тянулись бесконечно долго, как происходит всегда, когда знаешь, что кошмар повторится снова.
Дверь покоев была приоткрыта. Войдя в комнату, Стефан остановился. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел силуэт доктора. Глядя на его обмякшее тело, можно было подумать, что пожилой человек, приняв неудобную позу, как обычно заснул на стуле. И только по струйке, стекающей по ноге на пол, было понятно, что он мертв. Стефан перевел взгляд на постель отца.
Позже он с мучительной ясностью вспоминал каждую незначительную деталь этого мгновения. Он видел розовые лучи восходящего солнца, проникающие в комнату через сводчатое окно, догорающие красно-белые угли, тяжелый запах, исходящий от мертвых тел, и молодого черного ворона, с интересом заглядывающего в окно с улицы. Но в этот момент Стефан не видел ничего, кроме неотвратимой смерти. Негнущимися ногами он подошел к кровати и склонился над застывшим телом, распластавшимся на простынях. В груди зияла рана, нанесенная кинжалом.
Вопль ужаса и ярости вырвался из груди Стефана. Он знал, кто это сделал. Только Марлоу мог совершить такое злодеяние. В оцепенении он поднял тело отца и разрыдался.
— О Боже! Нет! — услышал он за дверью крик Рамси.
Потом топот ног, чьи-то крики, горестные рыдания верного слуги. Наконец, дверь распахнулась, и на пороге появилась графиня Розалинда, Кэтрин стояла за ее спиной. При виде Стефана, укачивающего бездыханное тело графа, они замерли. Ужас застыл на их лицах.
— Стефан! — вскрикнула Розалинда, глядя на сына с подозрением. Она перевела взгляд на его окровавленные руки и одежду. — Что ты наделал?