– Достал, сука! На ломти постругаю!!!
Потом он затянулся беломориной, сплюнул по-блатному, встал и скомандовал:
– Поехали дале, перекрестясь!
Им было тяжело. Они натыкались на сотни характеров – кто дверь не открывает, а кто – открывает, но по десять минут гонит всякую чепуху, кто что… Пару раз они доставили похожих молодых людей на всякий случай в ОУР, но харламовский источник Тимов только головой качал:
– Тот еще более «никакой» был…
За два дня Артем похудел на несколько килограммов. Харламов тоже осунулся, и только Лаптев с Петровым-Водкиным внешне почти не изменились – у них лишь злее обозначились морщины вокруг глаз да сильнее пожелтели пальцы, которыми они, куря, держали папиросы. На них пошли жалобы, так как стали сдавать нервы. Однажды на лестничной площадке Лаптев встретил знакомого, тот терпилой в одном эпизоде был. Сергей тогда взял щипача на кармане, но кошель тот сумел ловко скинуть. И пихались, и зубы скалили – ну нет вещдока, пришлось карманника, помучив, выставить вон. А терпила таким нудным оказался! Сколько он на Лаптева жалоб написал, где отмечал его топорную работу и требовал вернуть «трудовые сбережения»! И вот – встретились. Терпила и заявил Лаптеву:
– Вы бы лучше воришек ловили, а не беспокоили соседей порядочных людей!
Сергей сорвался и дал ему под зад ботинком – с устатку. Так этот терпила даже брюки свои испачканные принес в прокуратуру для сравнительной экспертизы пятна и подошвы ботинка оперуполномоченного. Заранее предупрежденная Токаревым, Яблонская начертала на жалобе резолюцию, что у нее, дескать, нет оснований не доверять рапортам офицеров.
Однако, пожалуй, самую интересную информацию получил все-таки Варшава. На исходе вторых суток всеобщей «штурмовщины» он, не показывая своих эмоций, сказал Артему:
– Есть кой-чего… Но говорить буду только с твоим отцом. У нас виски седые, мы покумекаем наедине, а ваша задача – «фас», когда гикнем.
Артем, конечно, встречу организовал, несмотря на позднее, если не раннее время, но на вора чуток надулся. Правда, отец потом ему смысл разговора передал, а разговор и впрямь был интересным…
Косясь на Крузенштерна в белой ночи, Варшава сказал Токареву:
– Я, Василь Палыч, своих собирал и еще соберу… Пошуршим… Люди все больше надежные, хотя для тебя и беспокойные… но об этом после. Вот что я тебе скажу: нарушаю я все мыслимые законы наши.
Токарев нервно ухмыльнулся и перебил вора:
– Я тоже, Май, нарушаю, а под моим чутким руководством – и все мои. Люди, кстати, тоже надежные, хотя для твоих и хлопотные.
Варшава улыбкой показал, что юмор оценил, и продолжил: