У меня не было в мыслях навредить Эрнессе. Раньше я никогда не ябедничала. Но вонь эта невыносима.
Я никогда ни перед кем не заискивала. И не спекулировала памятью об отце.
Люси холодна ко мне. Я не видела ее целые выходные, и, похоже, ей неприятно со мной общаться. Она никогда такой не была. Может, мне только казалось, что мы с ней самые близкие подруги?
Расписываясь внизу, я попыталась заглянуть в журнал, чтобы узнать, где была Люси на выходных, но мисс Оливо не позволила: приближалось время ужина, и за мной выстроился длинный хвост желающих расписаться.
— Я просто хотела проверить, не забыла ли отметиться в пятницу, — пробормотала я.
Я поинтересовалась у Доры, как Люси провела выходные. Спросить у самой Люси я боялась, она никогда не расскажет мне, чем они там занимаются с Эрнессой. А то, что они были вместе, — несомненно. Я осторожничала, как могла. Но Дора все равно ничего не знала. И впервые я обрадовалась тому, что она не придает ни малейшего значения моим словам.
Как я хотела обратно в школу, но теперь я жалею, что вернулась. Выходные испорчены.
А ведь как хорошо мы с Софией вдвоем провели эти дни. Я и думать забыла о школе.
София способна понять кое-что очень важное. Что все вокруг может быть совсем не таким, каким кажется. Другим девчонкам это недоступно — им не хватает воображения. И еще с Софией мы можем часами болтать о своих семьях — и нам не скучно.
И вот она пригласила меня на воскресный ланч в дом ее дедушки и бабушки. Вернее, в поместье ее дедушки и бабушки. Лет двести тому назад это был одноэтажный каменный домик. За прошедшие века он оброс многочисленными пристройками, увеличился в размерах. Были здесь даже подъемник и потайные ходы между комнатами наверху. Зачем только? Сомневаюсь, что предки Софии имели тайные любовные связи или участвовали в политических заговорах. София повела меня в подвал. Это был лабиринт из множества темных комнатушек. В одной из них на полках стояли пыльные и ржавые нераспечатанные консервы. Вот съешь такую древность — точно окочуришься. Тут же стояли маленькая газовая плита и динамо-машина, которую дед Софии смастерил из старого велосипеда. Неужели кто-то хотел бы выжить после ядерной катастрофы? Выжить, чтобы никогда не покидать убежища? Будешь сидеть в ловушке, пока не иссякнут запасы пищи и воды. И очень скоро бомбоубежище покажется тебе склепом, в котором ты погребен заживо.
И бабушка, и дедушка Софии всегда очень приветливы со мной, особенно дедушка, хотя едва ли мы сказали друг другу больше десяти слов. Наверное, дело в моем отце. Папа когда-то говорил, что богачи любят быть на короткой ноге с поэтами и художниками. Дед Софии все время занимается научными изобретениями, а в перерывах сгребает листья в саду — при его богатстве ему никогда не приходилось работать. София считает, что это очень печально. На холме за домом стоит небольшая студия, которую когда-то построили, чтобы бабушка Софии могла там писать картины. Теперь ее занятия живописью уже в прошлом — она почти совсем ослепла. Но до восьмидесяти лет она писала. Ее картинами увешан весь дом. И странное дело — смотришь на них, и кажется, что все они написаны совсем молодой женщиной. В них сохранилось очарование невинности. Мое отношение к жизни уже не такое непосредственное.