– За‑ши‑бись… – простонал Кирилл. – Прямо в точку попали. У нас были схожие темы дипломов по радиоуправлемым моделям, но пиротехникой занимался именно я. Там были подобные расчеты… именно по непредсказуемым траекториям… Додик их у меня передрал, был скандал, его чуть не выставили накануне защиты из универа, но он вывернулся, как из любой ситуации выворачивался, ну не человек, а рыба-минога… Ему пришлось писать новую дипломную работу. Но вот когда все это ему пригодилось! Мои расчеты! Откуда вы об этом узнали, Алёна? Смелая догадка или подсказал кто?
– Смелая догадка, – без ложной скромности призналась Алёна, однако промолчала о том, что практически все ее обвинения зиждились именно на смелых догадках: времени собирать доказательства – кроме одного, решающего, – у нее просто-напросто не было.
– Так, – уже с другой, гораздо более заинтересованной, а отнюдь не бретерской интонацией, сказал Кирилл, – и до чего вы еще додумались? Рассказывайте, да поскорее! Здорово интересно! Сколько там у нас времени осталось?
Алёна взглянула на часы:
– Чуть-чуть. Продолжать, говорите?..
Ей меньше всего хотелось утолять любопытство Кирилла. Ей нужно было добить Арнольда. Он использовал ее с первой минуты встречи, дурачил ей голову – без особой надобности, просто из любви к искусству вранья, к мелкому мошенничеству, которое стало его второй натурой. Он врал, врал… И наслаждался ее доверчивостью, ее глупостью, ее нежностью…
У нее начинало перехватывать горло, когда она вспоминала ту ночь. Вранье в каждом его слове, в каждом признании… она-то не обманывала его, она не скрывала, что ее тянет к нему, как могут взрослую, смелую, опытную женщину тянуть к существу противоположного пола аналогичного качества… Если бы он врал только про чувства, она не оскорбилась бы так. Но проникнуть в ее комнату, уложить в постель только для того, чтобы украдкой сделать ее соучастницей своей гнусной и изощренной кражи!
Это доводило ее до бешенства. Ей хотелось перечислить все эти мелкие лжи, лжишки…
Она вспомнила, как ткнулась носом в его гладко выбритую щеку – тогда, на Лонжероновской, – и мельком удивилась, где же он мог побриться, где переоделся после того, как выступал в роли бомжа, бродившего вокруг музея, чтобы убедиться, что никаких следов его шалуньи-шутихи не осталось. В офисе у него ремонт, сказал он. Ну, офис этот никогда ему не принадлежал, это тоже вранье, это Алёна уточнила через Танютку. Значит, ему нужно было где-то переодеться и побриться. Где? Да все там же, на Софиевской же, в Ромкиной квартире, где же еще?