– Куда ж тебя положить-то, прости, господи… – задумалась старуха.
В этот момент хрюкнула, заработав, холодильная машина. Вобрала в себя весь ток, и лампочка, и без того еле тлевшая, вовсе погасла.
– Баб Моть! – заверещала Наташка.
– Здесь я, не ори, шалава! – своеобразно успокоила опытная санитарка.
Лампочка, мигнув, снова вспыхнула.
– Придется на пол ложить, – наконец приняла решение старуха.
– Он смотрит!!! – теперь уже по-настоящему заорала Наташка.
– Кто смотрит? – не поняла баба Мотя и посмотрела на покойника.
А он смотрел на нее.
2
Ожившего покойника положили в блатную палату. Маленькая, всего на две койки, рядом с ординаторской, чтобы успеть прибежать по первому зову. На стенках над койками – работающие кнопки вызова, давно срезанные в палатах общих. Чтоб не беспокоили. Все равно младшего персонала не хватает. Ну и чего названивать?
Здесь лежали родственники врачей, местное начальство. В последнее время – так называемые коммерческие больные. Сейчас вторую койку занимал Леонид, журналист, нервный, но веселый. В общем-то, неплохой мужичок лет за сорок. Не родственник и не коммерческий. Скорее свой.
Его здесь знали и любили, он не раз писал о самоотверженной работе хирургов экстренного отделения. Язык у него был хороший. И под пером Леонида обычные больничные будни становились чем-то похожими на знаменитый американский сериал.
Лечился он от болей в животе. Точнее, не столько от болей, сколько от страхов. Болезнь третьего курса. Все болезни, о которых писал, находил у себя. А поскольку совсем здоровых людей не бывает, то, накручивая на реальные болячки еще и мнимые, раз или два в год ложился на пару недель подлечиться. Ему спокойнее, а персоналу веселее: Леонид знал не одну сотню анекдотов и умел найти подход к сердцам медсестер.
А на второй койке, соответственно, лежал едва не списанный мужчина. Снова без сознания, но состояние, по словам врачей, было стабильным. Травмированный по-прежнему был безымянным, несмотря на то что пошли вторые сутки после его поступления. Приходили оперы, щелкнули «Полароидом», но сказали, что пока его никто не ищет. На том и расстались.
Иван Семенович в который раз разглядывал рентгенограммы. Он их и в кабинете смотрел, на просмотровом столе. И с рентгенологом долго беседовал. Теперь вот – в палате, рядом с койкой пострадавшего.
Иван Семенович чувствовал себя неуютно. Это не он вчера осматривал больного и подписывал заключение о смерти. Но он дал команду везти живого человека в морг. И это накладывало на него некие обязательства, правда, самому ему пока неясные. Их просто как-то невидимо связало. Вот и ходит сюда по десять раз на дню. И наблюдает одну и ту же совершенно безрадостную картину.