За считанные минуты произошло многое. Немец-шофер повернул машину к узкой траншее, где находился пехотный взвод. Лейтенант Дергач вырвал у него руль, нажал на педаль тормоза. Водитель, извернувшись, ударил Андрея кулаком в лицо и вывалился из кабины. Он бежал изо всех сил и кричал на ходу:
— Камераден, нихт шиссен! Не стреляйте!
Но пулеметчик в траншее не хотел рисковать и длинной очередью прошил колеса и радиатор. Он понимал, что с машиной что-то не так. Однако не стал стрелять в унтер-офицера, сидящего в кабине, и на всякий случай дал еще одну очередь по колесам.
Скорострельность «штуги» составляла несколько выстрелов в минуту. Она успела выпустить еще три снаряда, целясь в массивную русскую самоходку «Дозеноффер» — консервный нож, так иногда называли эти громадины, способные вскрыть своим снарядом, как консервную банку, даже «королевский тигр».
Опытный немецкий наводчик не промахнулся. Лейтенант Анатолий Корсак, выживший после попадания тяжелой реактивной мины под Кюстрином, свалился с сиденья после одного и второго удара в рубку. Ему снова повезло. Снаряд прошел мимо и врезался в моторное отделение. Самоходка загорелась. Лейтенант выскочил вместе с заряжающим. Трое других ребят из экипажа были контужены и остались в рубке, где, как в печке, разгоралось пламя.
Вторая «тридцатьчетверка» прошила снарядом лобовую броню «штуги», но немецкая машина еще шевелилась. Ее добил фугас, выпущенный Виктором Ерофеевым. Снаряд весом сорок пять килограммов проломил рубку и взорвался внутри, вспучив крышу, и напрочь вынес оба люка вместе с обломками, смятыми гильзами и клочьями тел немецкого экипажа.
Немецкому шоферу сегодня везло. Его не расстреляли русские, он сумел под огнем добежать до траншеи и в трех словах изложил командиру взвода, обер-фельдфебелю, свою историю.
— Разберемся после, — сказал тот, продолжая стрелять из автомата, — молодец ты или засранец. А пока бери фаустпатрон. Умеешь им пользоваться?
— Так точно.
Но уцелевшая самоходка и «тридцатьчетверка» не собирались подставляться под фаустпатроны. Траншею развалили несколькими орудийными выстрелами. Остатки взвода во главе с лейтенантом убегали по узкому и глубокому отсечному ходу.
Солдаты кляли на чем свет стоит дотошного майора, начальника укрепрайона, который заставлял их всю зиму долбить траншеи, ходы, укрытия. Работали даже когда шел снег или мела пурга, что вызывало общую злость.
— Что, у нас мало военнопленных? — бурчали они. — Если дело в секретности, их после окончания работ можно расстрелять.
— Сынок, — услышав подобные разговоры, укоряюще выговорил командир молодому солдату. — Пленные перелопатят холмы кое-как. Укрытия нужны вам, а не доходягам из лагерей.