Не так много. Пожалуй, лишь та мать и тот отец, какие достались при рождении. Пожалуй, чтобы они не отступались от нас, а признавали за своих. Чтобы матери любили нас, выкладывались ради нас, не жалея себя. Чтобы понемногу выпускали жизнь из рук, уступая ее нашим молодым пальцам. И улыбались при этом.
А когда этого нет — что тогда?
Марджори, Грейс и я.
Марджори в детстве, куда ни пойдешь, непременно увяжется следом, с лицом, полным укоризны. Как бы невзначай ввернет колкость и на целый день испортит настроение. Такое тоже прощать?
— Официанткина дочка, — обзывает Марджори Хлою, возвращаясь из школы в тот день, когда Хлоя победила на конкурсе по декламации. — Ее издалека учуешь, за милю разит пивом.
Это, конечно, вранье. В Алдене никто отродясь столько не мылся, как Гвинет и Хлоя. Они мылятся, они трут себя мочалкой, отмывают до скрипа каждую складочку, ополаскиваются. Выменивают мыло даже на масляные карточки. Повсюду чистота и свежесть — между пальцами ног, за ушами, под грудью, в пупке. Особенно. Трут себя, соскребая обиду — на других, на судьбу, на себя, — и в конце концов оттирают почти бесследно.
А сколько в них гордыни, как умеют они обе терпеть и прощать до конца. На подоконнике каморки — ряд коробочек, в каждой — особая горстка мелочи. На газ, на свет (у них в комнате — электрический счетчик), на книжки, на проезд; деньги на обед, карманные деньги. Сидят у себя в спальне, денежки считают. А король — не с ними, он сидит на чужой кровати, пряник доедает[5]. Мистер Ликок.
Он слишком много пьет. Он ходит красный. У него широкая, твердая ладонь. Он кладет ее на локоть Гвинет, и Гвинет трепещет и улыбается. Хлоя видит это.
— Бедный, — говорит Гвинет. — Жена с ним плохо обращается. Что за ужас. Разве это жизнь?
Понимать и прощать, твердит Гвинет. Понимать мужей, жен, отцов, матерей. Прощать грызню наверху и кружку для подаяния — внизу, понимать дам в меховых манто и разутых детей. Понимать ученость в школе — Иона, Иов, природа божества… понимать, что такое Гитлер и Английский банк; понимать, отчего так некрасиво ведут себя Золушкины сестры. Проповедовать смирение женам и снисходительность — мужьям, терпение — родителям и терпимость — их детям. В мире нет совершенства; сопротивляться — значит расходовать силы, потребные на то, чтобы выжить. Стисни зубы, крепись. Понимай, принимай, смиряйся, памятуя о неизбежности собственного конца, о собственной неотвратимой тленности. Чего желать? Какой смысл? Есть ли смысл желать чего-то, если скоро тебе конец? Жди часа своего хладнокровно и с достоинством — вот и все, что ты можешь.