— Сопьется Патрик, помрет — вот и будет конец, — говорит Марджори.
И Хлое не жаль это слышать.
— А у Оливера тогда будет самое богатое в стране собрание бейтсовских картин и бейтсовских отпрысков. Ему это придется по вкусу.
— Не смешно, — говорит Хлоя. Она думает, что зря приехала в Лондон.
— А может быть, Оливер задумал развратить детей, — продолжает Марджори. — Для того и накупает столько Бейтсов. Не говоря о том, конечно, что это делается просто назло тебе.
Патрик пишет женщин — во всех видах, положениях и состояниях. Хлое ни разу не приходило в голову, что от них у кого-нибудь в доме может пострадать нравственность. Оливер — в те дни, когда он играл с Патриком в покер и говорил ей много интересного и она верила, — утверждал, что в Патриковой работе проявляется все подспудное великодушие и благородство его натуры.
— С чего бы Оливеру что-либо делать мне назло? — спрашивает Хлоя.
— Бог его знает, — отвечает Марджори. — Будь это все изложено в сценарии — я бы, пожалуй, сказала. А так как это жизнь — понятия не имею.
Она вдруг мрачнеет, как всегда разом, без всякого перехода.
— Ненавижу свою жизнь, — говорит она. — Все — как бы сквозь тусклое стекло[4], а в утешение — дрянные обеды в дрянных забегаловках с друзьями, которым дай бог управиться со своими напастями, а на мои уж тем более наплевать.
— Мне не наплевать, — говорит Хлоя, которая слишком давно знает Марджори и не приходит в замешательство от подобных речей. — Я полагала, тебе по крайней мере нравится твоя работа.
— Работа? Да что работа. Ничего. Блики на экране. Я столько сил ухлопала, чтобы добиться своего положения, а теперь оно вроде ничего не значит. Так, четыре разные комнаты за четыре недели, препирательства, по чину ли мне ковер в кабинете, и начальство — уже не просто продюсер, а начальник производства. Мне никогда не будут доверять. Да и с какой стати? Не могу я принимать всерьез их поганые блики на экране. В них ничего общего с жизнью. Говоришь об этом, а в ответ делают обиженное лицо.
— Ты сама себе выбрала такую жизнь, — говорит Хлоя. — Могла бы завести себе мужа и детей.
— Раз не завела, стало быть, не могла. Того, что по-настоящему хочется, у меня никогда не будет. Я тупиковый вариант, такой уж уродилась. Ходячая Черная Дыра. Во мне — пустота, бездонный провал, швыряй в него всех мужей и детей, какие есть на свете, все равно не заполнишь. Ты такая же, и Грейс тоже. Никогда жизнь не даст нам то, что было нужно, лучше бы уж на нас бомба упала в детстве, не мучились бы напрасно.
Марджори, Грейс и я.
Что нам все-таки было нужно?