В одной стороне – за Тихим океаном – оторвавшаяся от государства огромнейшая творческая сила в титанической борьбе с туманами, бурями, дикарями и белыми бандитами строила эфемерную Российско-Американскую империю, т. е. выравнивала и уплотняла почву для англосаксов Америки; в другой – на полях Италии, на высях Швейцарских гор, под Шенграбеном, Аустерлицем, Прейсиш Эйлау, Фридландом и по всему кровавому пути от Москвы до Парижа доблестнейшая из всех армий собирала камни для пьедестала английскому величию…
В течение всего этого времени превратившаяся из великого исторического пути в столь или не столь отдаленные места Сибирь, как заброшенное поле, начала прорастать сорными травами, среди которых ярче других выделился своею весьма конфузною для нашей осведомленности и государственного трезвомыслия зеленью чертополох «желтой опасности».
Не сумев войти в Китай с открывающегося на море парадного подъезда и помирившись на узенькой кяхтинской щели, мы из страха потерять и последнюю, во-первых, не решились высказать свое удивление: когда же это и каким образом ни разу не вылезавший из-за своей каменной перегородки Китай овладел цитаделью Татарии – Монголией и оказался нашим непосредственным соседом? Во-вторых, узаконив молчанием этот захват, мы точно связали себя клятвою никогда не заглядывать за новую китайскую границу и не интересоваться тем, что там происходит.
В результате получилось вот что.
В то время как наши политические исследователи с усердием семидесяти толковников целыми томами поясняли смысл загадочной строки нерчинского трактата «…далее, по тем же горам, до моря протяженным…», а Академия наук ломала голову над вопросом, куда же девались те виденные одним из ее членов Мидендорфом кучи камней, которые должны были изображать собою пограничные столбы, граф Нессельроде, основываясь в 1850 г. на донесениях селенгинского коменданта Якоби, писанных в 1756 г. (т. е. 94 года назад), и на сообщениях иеромонаха Иакинфа, докладывал государю и, как министр иностранных дел, убеждал Особый комитет не касаться Амура, в устье которого, есть большие города, крепости и целые китайские флотилии с экипажем в 4000 человек.
Сведения министра оказались на поверку ошибочными. На нижнем Амуре ни о каких городах, крепостях и флотилиях не было и помину. Невельский нашел там только одного старого маньчжурского купца, на коленях умолявшего простить его дерзость и не выдавать маньчжурским властям. Вверх по реке прозябали те же полуоседлые дауры. Выстроившийся для встречи Н.Н. Муравьева айгуньский гарнизон поражал убожеством своего вида и допотопностью вооружения. На желание генерал-губернатора почтить салютом своего гиринского коллегу последний ответил поспешною просьбою не делать этого, «потому что мы народ мирный, да и наши военные не любят выстрелов».