– Я скоро вернусь и поговорю с Ибрагимом, – сказал он на прощание Хюррем.
Но хасеки вытерпела всего два дня.
Ибрагим выслушал ее почтительно, но – не подобострастно.
– Я понял.
– Вы понимаете, что то, о чем я вас прошу, называется государственной изменой?
– Я сомневаюсь, хасеки, что вы о чем-то просили бы меня, не обсудив для начала это с нашим повелителем.
– Сулейман сам собирался поговорить с вами, – признала она. – Просто не успел. Просил отложить этот разговор, пока он не вернется, но я просто не смогла ждать. Промедление в такой ситуации недопустимо.
На самом деле несколько дней и даже недель ничего не решали, но ей и в самом деле было не по себе.
– Но вы не бойтесь. Сулейман ведь дал клятву не казнить вас ни в каком случае.
На его лице не дрогнул ни один мускул.
– Признаться, когда я услышал это, сразу предположил, что от меня потребуется… нечто подобное.
Хюррем была поражена:
– Ожидали?! Но ведь Сулейман – ваш друг, для него было бы вполне естественным дать подобную клятву просто так, не в обмен за услугу.
По губам грека скользнула кривоватая усмешка.
– Великий Султан – в первую очередь владыка страны. Огромной страны. А уже во вторую – муж, друг, сын и кто-то еще. Если бы ничтожный грек посмел дать сиятельной хасеки совет, он бы посоветовал ей запомнить это.
Хюррем задумалась. Он прав, но это… неприятно – осознавать, что в случае, если того потребуют политические интересы, муж может пожертвовать даже и ею.
– Я благодарю вас за совет.
Ибрагим еще раз улыбнулся. Странная у него была улыбка, словно и не улыбка даже, а так, тень от нее.
Разговор заглох, но, как ни странно, неловко себя чувствовала, похоже, только хасеки; визирь же купался в молчании, как рыба в воде.
Через несколько минут, когда молчание стало уже неприличным, он завел разговор о том, как восхищаются «великой хасеки» иностранцы, с которыми ему доводится встречаться «и по долгу службы, и по долгу дружбы»: дескать, у нее совершенно мужской ум, что отмечают многие иностранные государи.
Он говорил долго – и ни о чем. Хюррем все ожидала, что Ибрагим заговорит о том давнем времени, когда она, к счастью не слишком долго, была его собственностью. Честно признаться, она ожидала извинений, но для самого Ибрагима тот эпизод, казалось, вроде бы вовсе не существовал.
Наконец он ушел, и Хюррем осталась совсем одна. Одна с детьми, служанками – и ожиданиями.
Было сразу понятно, что в ближайшее время никакого результата ожидать не стоит: пока Ибрагим «проговорится», пока посланники или купцы сумеют довести эти сведения до своих государей, пока информация дойдет до императора Карла, пока он отреагирует… На все это уйдет несколько месяцев!