Сулейман уставился на нее, и его выражение лица было ей непонятно.
Пауза зависла, но Хюррем она не смущала. Перемолчать она могла кого угодно, тем более – чувствуя свою правоту.
– Так друг? Или нет?
– Я хотела бы быть вашим другом.
Теперь пришла его очередь опускать глаза. После еще одной паузы он спросил:
– Так как ты посоветуешь мне поступить с Махидевран?
Ага, посоветовала бы, знай, как на самом деле было бы правильнее…
– Я бы отвозила шехзаде Мустафу ежедневно повидаться с матерью. Только – под присмотром…
Глупость несусветная. Ну что это, спрашивается, за свидание матери с сыном, если при этом будет присутствовать посторонний! Да и потом – какой посторонний? Где гарантии, что Махидевран не сумеет… найти общий язык с тем, кто будет привозить ей ребенка? Каждый раз отправлять кого-то нового?
А почему она, собственно, думает об этом? Разве эти проблемы ее касаются? Ведь решать Сулейману, да он и будет решать сам, никого не спрашивая… Но ведь спросил же? Спросил, а она – дура дурой…
– Ты думаешь о том, что это каждый раз должен быть другой человек?
Она кивнула:
– Подумала, но это не самая лучшая идея. Вам надо посоветоваться…
Он горько усмехнулся.
– С кем? С матерью? С визирем?
– С кем-то, кто… умнее меня.
– Ты очень умна.
Что ответить, она не нашлась.
Они еще немного помолчали.
– Тебе подготовят новые покои. Я не хочу, чтобы… чтобы тебе что-то угрожало.
Покои? Если ее захотят отравить – ее отравят и в других покоях, даже в отдельных покоях – скорее, ведь сейчас она ест, что называется, из общего котла. А если будет питаться отдельно…
Но Сулейману она ничего об этом не сказала. Почему? Может быть, из-за тщеславия? Потому что все-таки это было… престижно? То, что он поселит ее отдельно от других наложниц? Или просто приятно, потому что он… беспокоился о ней?
– Ты получишь служанок. Если хочешь, можешь выбрать их себе сама.
Потребовать, чтобы ей прислуживала Махидевран, что ли? Да, это была бы знатная подлость, прямо-таки в стиле самой султанши.
– Я смогу забрать с собой Гюлесен? Не как служанку, а… так?
– Это твоя подруга? Которая из них?
– Венецианка, пухленькая такая. Глаза большие, голубые…
Он равнодушно кивнул:
– Не помню, но, конечно же, бери кого хочешь.
Не помнит. Не врет – на самом деле не помнит! А ведь с Гюлесен он тоже проводил ночи, и не одну – несколько. Неужели когда-нибудь он точно так же не вспомнит о Хюррем? Нет, этого не может быть! Вернее – не так: она просто не допустит, чтобы такое произошло.