Султан уловил главное: любимая жена по какой-то причине начала называть его на «вы». Горячий и подчас несдержанный даже в общении с ней, он достаточно быстро остывал и сразу же начинал искать пути примирения с женой. Именно это, как донесли Хюррем служанки, больше всего и выводило из себя султанскую мать:
– Селим никогда ни перед кем не оправдывался. И я всегда понимала: Великий Султан занят государственными делами, он радеет о всей державе, а что такое обида одного человека в таком случае? Тем более женщины! А эта рыжая ведьма делает из моего сына тряпку.
Хюррем могла рассказать мужу и об этом, но не стала. В конце концов, если он султан – у него должны быть свои «уши» в гареме, а добивать сейчас и так поверженную валиде было бы просто подло.
– Ты обижена? – Он взял ее за руку и провел большим пальцем по ладони. Всякий раз, когда он так делал, у нее слабели коленки, но сейчас она не поддастся.
– Будет ли исполнена моя просьба?
Сулейман, кажется, обиделся. Он ведь ясно сказал: любое ее желание. А уж тем более в том случае, когда дело идет о счастье его сестер.
– Я могу идти?
– У тебя дела? – Когда он так саркастически усмехался, можно было по-настоящему испугаться. В такие моменты он становился похожим на своего отца, чей портрет тайком показал ей однажды (ведь ислам запрещает изображать людей, что, правда, не помешало такому ревнителю веры, как Селим Грозный, позировать неизвестному художнику), хотя обычно сходства между отцом и сыном было немного.
– Я хочу навестить валиде. Нет, на глаза я ей показываться не стану, просто хочу, чтобы… чтобы за ней был надлежащий уход.
Кажется, ей снова удалось удивить его. Ну а чему тут, собственно, удивляться? Лекарь валиде явно не посещал, а если и посетил, то вряд ли что-то смог определить по руке – большего обитательницам гаремов посторонним мужчинам показывать не полагалось.
Да даже если бы и осматривал. Ну, поставил бы диагноз: удар. Ну, может, кровь пустил бы – насколько она помнила из книг, это был в те времена самый распространенный способ лечения чуть ли не всех болезней. Да и что в те времена можно было сделать при инсульте? Ничего. Разве только – обеспечить надлежащий уход, проследить, чтобы пролежни не появились…
– Подожди, я еще хотел посоветоваться с тобой. Кого лучше сделать главным евнухом?
«Ибрагима», – хотела ответить она, но сдержалась. В конце концов, испытываемая ею к «ближайшему другу» мужа неприязнь была какого-то почти метафизического свойства и уж точно не являлась причиной желать человеку кастрации, тем более – взрослому мужчине, который ее явно не перенес бы.