. Скука и стремление к экстремальным эмоциям в некоторых отношениях может помочь объяснить притягательность фашистоидного искусства и для наших современников, не говоря уже о немцах 30–40 гг. В те времена немцы по большей части были аполитичны и питали недоверие к политикам по причине корыстной и торгашеской деятельности партий Веймарской республики. Гитлер же предложил им спасение в искусстве и мифе. Он сам себя считал скорее художником, чем политиком; он находился под впечатлением слов Хьюстона Стюарта Чемберлена о собственной персоне: «идеальная политика заключается в ее отсутствии». Гордон Грейг подметил, что, приняв эти слова близко к сердцу, Гитлер подменил обычные прозаические цели политики грандиозной концепцией немецкого предначертания и придал эстетическое значение политическим ритуалам посредством их драматизации
>{637}. Степень причастности разных видов искусства к этой драматизации была различной — это зависело от того, как пропагандистская машина Третьего Рейха их хотела использовать. Даже Олимпийские игры были включены нацистами в политический ритуал, имевший целью нацистскую идеологическую экспансию. Впрочем, это не был единственный инцидент такого рода с Олимпийскими играми. В 1980 г. в Москве и в 1984 г. в Лос-Анджелесе Олимпийские игры также были политизированы и превращены в идеологическое шоу, похожее на то, что было в Берлине в 1936 г. Как только спорт из соревнования и праздничного зрелища превращается в парад престижа и часть политического ритуала, он становится своей противоположностью — отравой для души и разума.
Сфера пропаганды стоит особняком в культурной жизни Германии рассматриваемого времени, и достижения Геббельса и Гитлера в этой сфере (если абстрагироваться от содержания пропаганды) следует считать выдающимися и не имеющими аналогов в мировой истории. Цитированное выше высказывание — «война, которую Гитлер выиграл» — следует считать справедливым. Причина этой победы заключается в том, что основное зло современного общества состоит не в большом количестве людей, а в том, что либеральному строю не удалось создать необходимое для большого общества органическое членение. Тоталитарные же системы смогли сформировать такое членение, которое служило их интересам, поскольку установлено (на это указывал Карл Мангейм), что большое количество людей, организованное или разделенное на группы, реагирует в психологическом отношении иначе, чем те же люди, выступающие как неорганизованная масса>{638}.
В пропаганде нацистского режима впервые проявилось то, что ныне составляет самую неприятную черту современного массового общества, одним из проявлений которого и был Третий Рейх. Это суждение может показаться странным, но, как писал Лукач, «в настоящее время демократия стала столь же повсеместной, сколь и гнетущей вследствие популярности, основанной на самых низких стандартах, когда сама популярность подвержена манипулированию, и ее можно производить при помощи машины паблисити. Соревнование в популярности стало соревнованием в паблисити — это особенно зловредная деградация»