— Придет время и на нее.
— Когда?
— То уж моя забота — не твоя.
— Нет, и моя! Не наложница я, не женище >254… Царица я! Жена твоя, мать твоего сына… Наследника твоего!
— Василий не на царство рожден.
— На холопство, да?
— На удел. На царство Иван рожден.
— Любил бы меня, не говорил бы такого.
— Я люблю тебя… но обычаи наследования святы.
— Королевну Катерину любишь ты! Да! Да! — яростно, с безрассудной ревностью закричала Марья. — Ты к ней до меня сватался и ныне про нее думаешь! Парсуну >255 ее хранишь!
— Я и твою парсуну храню.
— Мою тебе соромно выкинуть!
— Безлепицу говоришь, — насупился Иван. — Сватал я королевну, понеже вдовый я был в те поры. Да не выдал ее Жигимонт за меня. Напужался, что я на его безнаследный престол посягну через брак свой с сестрой его. А я доброго мира хотел с Литвою да Польшею да жену добрую. А ныне чего мне думать про королевну?! Ныне она за Яганом… Чужая жена она ныне.
Насупленный, усталой, отяжелевшей походкой вышел он из опочивальни, даже не затворив за собой двери, и Марья слушала, как заторопился он, как застукотели его босые ноги по гулкому полу, а потом разом вдруг стихло вокруг, будто бездна разверзлась рядом и поглотила все окружающее.
Жутко стало Марье в этой омертвевшей тиши, жутко и больно… Кинулась она головой в подушки, отдалась бесноватому отчаянью.
Царь неожиданно объявил, что велит всем боярам и окольничим в воскресный день, после заутрени, быть перед ним в Столовой >256 палате — с поклонами, как в прежние времена.
Изумились бояре: они уж успели позабыть те прежние времена, когда хаживали к царю на поклоны в Столовую палату. Тогда, бывало, на каждый большой праздник сходились они в главную дворцовую палату, кланялись в ноги царю, сидящему на своем царском месте со скипетром в руках, поздравляли его, подносили подарки… Царь допускал их к руке, беседовал с ними, после беседы все вместе, с царем во главе, отправлялись к обедне в Успенский собор.
После обедни у царя неизменно был стол >257, где царь угощал всех фряжскими винами или диковинными плодами из Шемахи, которые на Руси назывались оранцами >258, самых достойных царь одаривал кубками, чашами, одеждами со своего плеча. Добрые, мирные времена! Вольготно чувствовали себя тогда бояре — все было в их руках! Царь был молод, во многом неискушен и, хотя нрава он был строптивого, был вспыльчив, скор на гнев и расправу, с сильными, однако, держал себя осторожно, не мешал им распоряжаться, — и думалось им, сильным и чиновным, что так и пребудут они вовек, держа царя только для престола и кланяясь ему по большим праздникам. Но неожиданно появился Адашев, за ним Сильвестр, вместе с ними — Избранная рада. Все стали решать избранные… Сильные лишились своей былой власти. Теперь в Столовой палате они усердно гнулись перед царем, изощрялись в подарках, стараясь вернуть свое прежнее положение, повернуть царя к себе… Но чем усердней они отбивали поклоны, чем дороже несли подарки, тем реже их стали приглашать, а потом и вовсе перестали — царь окончательно отвернулся от них, И повелись тогда боярские козни, и противления, и измены… Поначалу скрытно, утаенно, а когда Иван захворал и слег и, думая, что уже не поднимется, позвал их всех к кресту — присягать царевичу Дмитрию, тогда пошли они против него в открытую. Все, что было тайным, стало явным, вражда обнажила свой хищный лик, и отныне уже не межа — пропасть легла между ними.