Добронега (Романовский) - страница 257

– Откуда у Алешки столько денег, а, Илларион?

– Не знаю, – сказал Илларион. – Я очень долго над этим думал. Ночей не спал.

Владимир засмеялся.

– Жрать хочешь? – спросил он.

– Хочу.

– Не дам, – отрезал Владимир. – Экстравертов полагается кормить с запозданием.

– Это нечестно.

– Зато действенно. Ладно, не куксись. Ишь, щеки растопырил. Пойдем, пожрем чего-нибудь.

Накормив Иллариона и заодно себя очень вкусной и сладкой кашей, приготовленной польским поваром, и замечательным же киселем, и рассказав ему смешную сказку про ведьму, питавшуюся исключительно индусами, Владимир решил, что все-таки пора поговорить с Предславой. А Илларион очень кстати под рукой. При нем легче сохранять спокойствие.

– Пошли, Илларион, дочь мою драгоценную проведаем.

По пути в светелку Владимир остановил пробегавшего мимо холопа, собиравшегося проучить помощника повара за нерадивость, и отнял у него розгу.

Не меня ли он собирается сечь, подумал Илларион. Пусть только посмеет. Я Александру пожалуюсь.

У светелки Владимир сказал стражнику «кыш!», украдкой перекрестился, и открыл дверь. Предслава, простоволосая, заспанная, в одной рубахе, сидела на постели и смотрела в окно. Увидев Владимира, она отвернулась к стене.

Илларион вошел за Владимиром и понюхал воздух. Пахло не очень противно.

– Перестань дуться, – попросил Владимир. – Давай поговорим.

– Мне не о чем с тобою говорить, – отрезала Предслава.

– Так уж и не о чем, – усомнился Владимир. – Все-таки я старый и опытный, людей хорошо знаю, да и в средствах не стеснен. Верно, Илларион?

– Зачем тебе эта розга? – спросил Илларион. – Розга – это плохо. Ты брось розгу.

Владимир поднял брови удивленно.

– Вот как? А как же конунг Соломон?

Илларион не понял, при чем тут конунг Соломон, и насупился.

– Конунг Соломон сказал, – объяснил Владимир, – щади розгу только если ненавидишь дитя.

– Ну и глупо, – резюмировал Илларион. – Если ненавидишь дитя, отступись и не трогай его, а розги не при чем.

– А если любишь?

– А если любишь, – резонно возразил Илларион, – то как же у тебя на любимое дитя рука подымется, посуди?

– По-твоему получается, что розги вообще не нужны.

– Иногда нужны. Вот Михе розги нужны.

– Ну, с Михой мы потом побеседуем. А с этой мне что делать?

– С какой?

– Да вон, на ложе сидит, арселем широким простыни примяв?

– А в чем она провинилась?

– Тебе Алешка не сказывал?

– Сказывал, а только он говорит, что это не ее вина.

– Алешка так говорит? А ты слушаешь?

Илларион прикусил язык. Да, подумал он, лишнее сказал. Сейчас он действительно меня выпорет. Вон розга в руке как подрагивает.