56
Воспоминание ночного заправщика на трассе А-13
С тех пор как он начал работать в ночную смену на заправочной станции, он видел столько невероятных сцен, что трудно выбрать самое интересное. Среди житейских драм наиболее частыми были семейные ссоры. Сколько раз случалось, что мужчина уезжал, бросая свою растерянную спутницу одну в ночи. Бывало и наоборот: мужчина оставался один, без вещей, без документов и бродил вокруг заправки как полоумный. Еще оставляли животных. Разумеется, хозяев совесть грызла, что они бросают своих питомцев, поэтому, для смягчения вины, они бросали их на заправочной станции; это все равно что оставить новорожденного на лестничной площадке. Среди брошенных животных были кошки, собаки, куры, мыши, хомяки… а однажды даже попугай. Кем же надо быть, чтобы бросить на дороге ручного попугая? Зато это стало самым лучшим приключением заправщика. Была глубокая ночь, он стоял и курил у входа, как вдруг заметил клетку с попугайчиком. У птицы был взгляд побитой собаки. Заправщик растерялся: похоже, попугаю было худо. Но чем кормить этих птиц? Он внес клетку в магазин, вытащил попугая, приласкал. Начали заходить клиенты; все несказанно радовались птичке. Посыпались вопросы: а как его зовут? А что он умеет говорить? А он у вас давно? С тех пор как он работал на этой заправке, никто с ним столько не разговаривал. Попугай сделал его популярным. Заправщик стал кормить и поить своего питомца и научил его говорить «В добрый путь».
57
После того первого затяжного молчания, когда Луиза переваривала события, наша любовь вошла в спокойное русло. Теперь мы общались не переставая. Весь день посылали друг другу эсэмэски. Если у меня происходило что-то значительное или интересное, я спешил поделиться с Луизой, и событие приобретало мифологический смысл. Напряженная тревога первых недель стихла, и я мало-помалу становился похож на человека. Луиза частенько приезжала ко мне на уикенд, и я набрасывался на нее, как голодный зверь. Неделя вдали друг от друга разжигала страсть. Наш секс становился все раскрепощенней. Я спрашивал о ее эротических фантазиях, и она шептала в мои счастливые уши перипетии восхитительных приключений. Она играла в мою игру. Она шептала: я твоя, делай со мной, что хочешь, мое тело принадлежит тебе, оно создано, чтобы принимать тебя, и рот мой придуман для того, чтобы тебя пить. То она распускала волосы, то надевала ленту, то оставалась в туфлях на высоком каблуке, то переходила на немецкий и шептала: «М-м… да… я хочу… хочу». Это было необыкновенное время, время жгучей эротики, часы проносились как минуты, а минуты медлили, оттягивая миг наслаждения. Так шли месяцы, распорядок времени был ритмичен: рабочая неделя для интеллектуального общения, а выходные — для телесного.